Страх как рукой сняло. Наоборот, мною овладело удивительное спокойствие. Я больше не задавалась вопросом, что может случиться, если я вдруг сорвусь и упаду. В эти мгновения главным было другое: как можно дольше продержаться в воздухе, чтобы тем самым внести сумятицу в ряды герцогской армии и дать моим товарищам возможность уйти из леса. Едва успев пробормотать себе под нос молитву первым пришедшим на ум святым, которые, возможно, внимали мне в эти мгновения, я услышала внизу еще один крик.
Набрав полную грудь воздуха, я дернула за веревку.
В первый миг машина даже не сдвинулась с места, и я испугалась, как бы веревка не запуталась среди педалей и рычагов, но уже в следующее мгновение с головокружительной скоростью — гораздо быстрее, чем я ожидала — покатилась по крыше вниз.
Хотя спуск по скату крыши длился считанные секунды, время для меня как будто замерло на месте, и каждый миг фиксировался в памяти с удивительной ясностью и четкостью. Я начала работать педалями, повторяя про себя при каждом новом движении ног: раз, два, три, раз, два, три.
Обтянутые холстиной крылья тотчас начали подниматься и опускаться в такт моему счету, словно крылья гигантского голубя, а их приглушенный шорох чем-то напомнил мне ночной полет выбравшейся на охоту совы. Я тотчас обрела уверенность — конструкция машины повторяла анатомию птицы, с той единственной разницей, что эта гигантская рукотворная птица не имела перьев.
Не успело мое сердце исполниться восторга, как до моего слуха донесся чей-то испуганный крик. Быстро оглянувшись назад, я увидела Тито. Раскинув в стороны руки, он, с перекошенным от гнева лицом, бежал за мной и кричал:
— Остановись! Она моя! Слышишь, моя!
— Не подходи! — хотела я крикнуть ему, но слова застряли у меня в горле. Мне оставалось лишь одно, молиться всем святым, чтобы он одумался, хотя я с удивительной отчетливостью видела, чем все это закончится.
Ему было за мной не угнаться, потому что машина скатывалась с крыши слишком стремительно, и передо мной вот-вот откроется проем в парапете. Еще несколько мгновений — и машина взлетит в воздух. Но Тито продолжал бежать за мной, и до меня доносились его крики. Казалось, его совершенно не волновало, что край крыши недалеко и с него можно упасть как с края пропасти.
Впрочем, мне было некогда переживать за его жизнь. Потому что оставалось одно: ритмично нажимать на педали и молить всех святых, чтобы детище Леонардо действительно оказалось триумфом его гения. Впереди меня простиралось одно лишь небо — безоблачное и такое синее, каким я его никогда не видела.
А еще через миг подо мной разверзлась пустота.
Глава 23
Людям покажется, будто они видят в небе новые разрушения.
Из моего горла вырвался крик. Нет, вопль ужаса. А еще точнее — крик восторга. Потому что после первой пары секунд падения, когда колеса машины сорвались с крыши, творение Леонардо начало набирать высоту. Нет, это действительно летательная машина! Она летит!
Какая-то часть моего сознания запомнила донесшийся откуда-то сзади крик ужаса, который секунду спустя оборвался. Я не стала оборачиваться, хотя к своему великому сожалению поняла, что он означал.
Тито.
Видя, что на его глазах от него ускользает то, ради чего он пролил кровь и продал душу, Тито совершенно позабыл, что у крыши есть край. А может, и не забыл. Так или иначе, он бросился вдогонку за мной и погиб, сорвавшись с края крыши.
Мне же оставалось лишь молиться о том, что его дядя герцог отнесется к бездыханному телу племянника с большим уважением, чем относился к самому племяннику при его жизни.
Что касается меня, то Тито по-прежнему оставался моим другом. Несмотря на все его неблаговидные поступки, я не могла не оплакивать в душе его преждевременную смерть. Позже — если для меня самой наступит это позже — я успею поразмышлять о том, не было ли это некой карой свыше, которую он получил по заслугам. Но это будет потом. В данный момент для меня было куда важнее удержать летательную машину в воздухе.
Ощущение было такое, будто я парю на облаке. Каждым новым нажатием педалей я заставляла машину делать очередной взмах крыльями, чтобы и дальше скользить в потоках воздуха, слегка покачиваясь, как на волнах. Впрочем, не все было так просто: стоило нажать на педаль слишком сильно, как машина давала крен и начинала раскачиваться. Если нажать слишком слабо, так она тотчас кренилась в другую сторону, грозя перевернуться. Вскоре я так же обнаружила, что ручные рычаги управления позволяли менять высоту и направление. Если я хотела описать круг, то мне следовало повернуть раздвоенный хвост, который служил рулем, используя при этом еще один рычаг.