Я не заметила машину снизу, когда вошла в большой зал, поскольку была всецело уверена в том, что ее спрятали в каком-то закрытом помещении. Посмотрев вниз, я увидела привратницкую и внешнюю стену, а также простиравшееся вдали открытое поле. Если бы не страх высоты, я наверно бы даже полюбовалась видом, доступным лишь с высоты птичьего полета.
Когда я завершила свой рассказ, Ребекка отставила в сторону весло, которым помешивала кипяток во втором чане. Теперь постиранную одежду предстоит прополоскать. Сойдя со скамейки, она краем чепца вытерла со лба пот и спросила:
— А как там синьор Анджело?
— На крыше его не было, да и в темнице я его тоже не нашла, — мрачно ответила я и покачала головой.
«Возможно, его по-прежнему прячут где-то в подвале, — подумала я. — Не исключено также, что принимая его за Леонардо, похитители отвели отца на встречу с герцогом Никодемо».
Впрочем, мои опасения за судьбу отца немного развеялись, стоило мне вспомнить, что до тех пор, как летательная машина не будет собрана и достроена, с ним ничего не сделают.
— Нет, его я не нашла, — повторила я, — но я нашла того, кто слышал, что стражники привели в замок человека, которого они называли Леонардо. Так что если летательная машина находится здесь, то и мой отец наверняка где-то рядом.
Я пока не знала, стоит ли говорить Ребекке и Тито о герцогине Марианне. В конце концов, я решила сохранить это в тайне, по крайней мере, до поры до времени. Если стоящая передо мной Ребекка та же самая женщина, которая пыталась помочь Марианне, то я не стану ничего ей рассказывать о встрече с несчастной герцогиней. По крайней мере, пока сама все не выясню. Надеюсь, это случится прежде, чем я узнаю, что прачка готова выдать меня герцогу. Что касается Тито, он часто бывает невоздержан в выражении чувств и может случайно проболтаться в присутствии Ребекки о наших истинных намерениях.
Вместо этого я спросила:
— А когда мы возвращаемся в Милан? Мастер Леонардо уже наверняка вернулся из поездки. Мы встретимся с ним, и он скажет, что нам делать дальше.
— Мы не сможем уехать сегодня, — напомнила мне Ребекка. — Надо достирать и высушить одежду.
После этих ее слова мы продолжили работу. Кстати, работа эта была отнюдь не для тех, кто слаб телом или духом. Это я быстро выяснила, усердно мешая веслом и вытаскивая из воды кипятившееся в котле белье — мокрые вещи были намного тяжелее, чем сухие. Оставив их остывать, чтобы не обжечь руки, я выкручивала их прежде, чем отправить в чан для полоскания. Затем белье снова кипятилось и снова прополаскивалось, после чего вывешивалось для просушки.
— Развесь его вон по тем крюкам, — посоветовала Ребекка моему товарищу, указав на многочисленные деревянные крючки, прикрепленные к столбам на открытой стороне портомойни. — Сейчас хороший ветер, да и солнце светит ярко, так что к утру все высохнет.
Вскоре наш сарай больше напоминал шатер, вроде тех, что возводят в праздники: только вместо флагов на ветру трепетали различные предметы белья и одежды всех расцветок и размеров. Что касается меня, то я была вся мокрая от пара и пота, а руки и плечи болели от непривычно тяжелой работы. Даже с помощью Тито мне с трудом удавалось поспевать за Ребеккой, которая энергично оттирала с белья грязь.
Когда последняя рубаха была вывешена для просушки, а из чанов вылита грязная вода, я со стоном опустилась на мокрый каменный пол.
— Клянусь кровью всех святых, я представить себе не могу, что такое можно делать каждый день, — устало воскликнула я. — Как вам это удается, Ребекка?
— Это совсем не трудно, если занимаешься этим так же долго, как я. Моя малышка Новелла способна одна поднять корзину с мокрым бельем, которую ты, кряхтя, тащил на пару со своим товарищем, — с горделивой усмешкой ответила прачка. — И не такая уж это и плохая жизнь. Я работаю с удовольствием и не завишу от воли мужчины.
Тито озадаченно насупил брови.
— Но разве вас не беспокоит то, как люди относятся к вашему ремеслу?
— Нет ничего постыдного в трудной и честной работе, — отозвалась прачка. — Советую тебе об этом всегда помнить, мой дорогой юноша. Те, кто презирают меня, могут думать, что им угодно, если они готовы платить мне за мою работу. Кроме того, я спокойно сплю по ночам, вот что я могу сказать таким благородным господам.
— А я точно знаю, что буду спокойно спать сегодня ночью, — улыбнулась я. — Я настолько устал, что готов устроиться на ночлег прямо здесь.
— Мы устроим себе отличные постели из соломы в конюшне, — ответила Ребекка и тоже улыбнулась. — Пошли, пора ужинать. Главный повар пообещал оставить нам немного рагу.
Еда оказалась на удивление вкусной, и когда я доскребла последние ложки из своей миски, то почувствовала, что вполне насытилась и восстановила силы. Мы ели вместе с другими слугами, и я, навострив уши, вслушивалась в их разговоры, в надежде, что кто-нибудь вскользь обмолвится о моем отце или плененной герцогине. Однако, судя по всему, слуги в замке герцога Никодемо не были склонны к пустой болтовне, и разговоры, которые велись в нашем присутствии, были крайне осторожными. Интересно, это потому что рядом находимся мы, посторонние люди, или они всегда так разговаривают? Почти ничего не зная о Никодемо, я предположила последнее.
Тем не менее, я осмелилась задать Ребекке волнующий меня вопрос:
— Вы знаете в Милане еще одну прачку по имени Ребекка?
Моя собеседница нахмурилась, однако невозмутимым тоном ответила.
— Нет, клянусь Богородицей, я таких прачек не знаю. Но почему ты спрашиваешь об этом?
— Да так, — небрежно взмахнула я рукой. — Просто когда мы собирали белье в стирку, мне показалось, будто я услышала, как кто-то из женщин упомянул имя Ребекка, и подумала, какое, однако, забавное совпадение.
Уже смеркалось, когда мы зашагали к конюшне. Здесь нам предстояло провести сегодняшнюю ночь. Мы намеренно сделали большой крюк, чтобы пройти мимо казармы и большого зала, где днем было совсем пусто. Теперь же к залу направлялись солдаты, чья одежда говорила об их званиях, и толпа мелких аристократов. До нас доносились запахи жареной ягнятины и запеченной дичи, — явное свидетельство того, что готовится большой пир.
Я задумалась. Если герцог и его приближенные этим вечером буду заняты, я смогу вновь проникнуть в замок и навестить томящуюся в темнице герцогиню.
Кто знает, вдруг она подскажет мне, в каком месте Никодемо может держать другого пленника, и я смогу продолжить поиски. Если даже они не увенчаются успехом, то я хотя бы смогу поговорить с бедняжкой и немного ее утешить.
Но когда я поделилась своими намерениями с Ребеккой и Тито, — нанести визит герцогине, — те дружно отказались меня слушать.
— Мы благополучно уедем отсюда завтра утром, — заявил Тито. — К чему рисковать? Вдруг тебя там случайно застанут и, приняв за шпиона, схватят? И как тогда, скажи на милость, ты отыщешь своего отца?
— Думаю, Тито правильно говорит, — поддержала моего товарища прачка. — Кроме того, завтра нам предстоит долгое путешествие, а до отъезда еще нужно собрать и раздать выстиранное и высушенное белье. Так что лучше нам всем как следует выспаться. Теперь мы точно знаем, что в преступлении повинен герцог Никодемо, и со спокойной душой можем переложить дело спасения машины и твоего отца на синьора Леонардо и его покровителя.
— Возможно, вы правы.
Я согласно кивнула, сделав вид, что согласна с их доводами. Конечно, дело на этом не заканчивается. Лучше дождаться, когда мои спутники уснут, и тайком отправиться на поиски. Как ни велика опасность быть пойманной, я не могла покинуть замок, не попытавшись еще разок отыскать моего батюшку. Охапки сена, которые в эту ночь заменили нам постели, располагались рядом с нашей гнедой кобылой. Повозка стояла рядом, и Тито любезно предложил Ребекке устроиться в ней, добавив, что мы с ним ляжем спать на соломе под ее днищем. Я не стала возражать, потому что это вполне меня устраивало. Подняться ночью с соломы и тихонько выйти из конюшни будет проще, чем слезать с повозки.