— Вы думаете, что знаете больше, чем генералы? Вы думаете, что знаете лучше, чем люди из Вашингтона, как надо поступать? — спросил Смит.
— Я этого не утверждаю,— сказал Кули.— Я только сказал, что после того, как люди тебе соврали, им трудно доверять. Так или нет?
«Страсти разгораются,— подумал Ишида,— оба настроены серьезно». Хотя он и не был особенно близок ни с тем, ни с другим, оба считались его приятелями. Оба к нему хорошо относились, к тому же он не любил, когда люди спорят из-за чепухи.
— Это совсем не самолет,— сказал он.— А гром, обычный гром.
Спорщики посмотрели на Ишиду, потом друг на друга и рассмеялись.
— Ну что ж,— сказал Кули,— в этом споре выигравшего нет.
Он допил пиво, встал и выбрал сигару из коробки, стоявшей на углу стойки. Положив на стойку доллар, он подождал сдачу и сказал:
— Ну, мне пора ехать в резервацию, там через пару часов кобыла ожеребится. Я должен за ней присмотреть.
— Будьте осторожны,— сказал Смит.
— Вы тоже,— ответил Кули.— Увидимся, Джим. Он махнул рукой и вышел в сгущавшиеся сумерки. Ишида остался сидеть, допивая пиво. Он смотрел на зеленый прямоугольник бильярда. Затем подошел ближе, поставил стакан на борт и протянул руку к полке под бортом, где лежали шары. Он взял три шара и, держа их в руке, стал рассматривать зеленое поле. Ишида осто- рожно положил один, потом второй, потом третий шар. Так расположил бы он три камня на зеленой лужайке подобной формы. По его мнению, это выглядело бы очень неплохо.
Хоуп Уилсон, до развода Хоуп Уилсон Тремен, соскочила с коня. Она гладила его по шее и не могла понять, то ли дрожал конь, то ли дрожала ее собственная рука.
— Спокойно, Кинг! Спокойно, мальчуган,— благодарно произнесла она, стараясь успокоить животное. Только что осторожность Кинга, а не ее собственная, их спасла. Внезапно Кинг без всякой видимой причины заартачился. Она понукала его, но конь отказывался двинуться с места. Стоял неподвижно, дрожал и ржал. И тут она услышала сначала какой-то странный трескучий звук, а затем увидела прямо перед собой на узкой дороге, футах в двадцати, гремучую змею. Она лежала в колее от джипа, напоминая пыльный кусок шланга. Хоуп Уилсон мгновенно осознала опасность. Она успела рассмотреть рисунок на спине змеи, ее круглую маленькую головку, которая начала тянуться вперед. С олимпийским спокойствием, как это ей теперь казалось, спокойствием, которое было удивительным и одновременно приятным, она вынула из специального кармана седла тупоносый револьвер тридцать второго калибра. Хоуп сдвинула предохранитель и, поддерживая правую руку левой, которой она упиралась в шею Кинга, выстрелила четыре раза. Вторая пуля попала в змею, заставив ее свиться в кольцо. Третья пролетела мимо, но четвертая, по-видимому, перебила позвоночник. Хоуп наблюдала, как змея несколько секунд извивалась в агонии, пока не застыла в неподвижности.
Только теперь, когда опасность миновала, страх, который она сдерживала, полностью овладел ею. Она почувствовала, как по коже побежали струйки холодного пота. Это была совсем не та приятная легкая испарина от сухой жары, которую она ощущала днем, совершая эту прогулку по хорошо знакомым тропинкам на своей любимой лошади.
Хоуп Уилсон взяла Кинга под уздцы и повела в обход того места, где лежала змея. Затем привязала коня к кусту можжевельника и достала из кармана своей хлопчатобумажной рубахи сигарету. Руки еще дрожали, и ей пришлось несколько раз щелкнуть зажигалкой, прежде чем она смогла прикурить.
То, что произошло, было ужасно. Теперь, когда она была в безопасности и даже могла гордиться, что не разучилась метко стрелять,— ведь за десять последних лет ей ни разу не приходилось делать этого,— она чувствовала себя прескверно. Сказочная красота гор, голубизна и ясность неба, темно-синего на востоке, окаймленного красивыми облаками на северо-западе,—вся эта красота и ясность природы казались ей упреком. Она не сумела довериться врожденной чуткости Кинга. Ведь сначала она понукала и подгоняла его, обращалась с ним, как с какой-то неисправной машиной. Но он отказался двинуться с места и, возможно, спас ей жизнь. Она вспомнила, как десять лет назад Кинг появился на свет. Тогда она помогла доктору Кули в конюшне осторожно тянуть жеребенка за шею и передние ноги, была свидетельницей того чудесного момента, когда жеребенок с трудом поднялся и встал на тоненькие ноги.
А вот теперь он воздал ей за ту помощь, какую она оказала ему при появлении на свет. Это было так хорошо, так просто, так ясно и так непохоже на все сложности и хитросплетения ее жизни в Нью-Йорке.