Уайатт поднял голову, подбирая слова. Он не хотел еще больше волновать Льюина, который и без того был уже взволнован. Уайатт понимал, что Льюин ничего не мог предпринять, но он был способен закатить истерику, которая вызовет цепную реакцию.
— Для выводов время не наступило. Но последний листок может кое-что приоткрыть. В пятницу после обеда был проведен испытательный полет. В донесении пилота не упоминается о грозе, которая зафиксирована в метеосводке. Возможно, дул порывистый ветер и некоторое количество «супа» было вынесено за пределы испытательной зоны.
— Так что же, сэр? Хотите, чтобы я организовал полевой госпиталь?
— Пока нет,— ответил Уайатт Робертсону.— Лучше сначала поговорить с этим пилотом. Фиппс! — позвал он.
— Да, сэр,— ответил Фиппс, вставая.
— Найдите…— генерал взглянул на подпись,— найдите мне лейтенанта Марвина Доуза.
— Слушаюсь, сэр,— ответил Фиппс и вышел из комнаты.
— Какой инкубационный период у вируса, который вы использовали? — спросил Льюин.
— Около семидесяти двух часов,— ответил Робертсон, помрачнев.
— Что ж, все совпадает. Так оно и было,— сказал Льюин, сдерживая себя. По лицу Робертсона он понял, что численное преимущество уже не на стороне генерала.
— Боюсь, что доктор Льюин может быть прав, сэр,— сказал Робертсон.
— Возможно,— сказал Уайатт.
— А почему пилот не упомянул этого в своем донесении? — спросил Робертсон, цепляясь за соломинку.
— Иногда пилоты сообщают нам лишь то, что, по их мнению, мы хотели бы услышать от них,— сказал генерал.— Вот почему я хочу поговорить с Доузом. Чтобы внести полную ясность.
— А я абсолютно уверен, что дело обстояло именно так,— сказал Льюин.
— Но ответственность за это несу я, капитан,— резко ответил Уайатт,— и, если я приму решение по данному делу, не опираясь на факты, это может повредить всей нашей программе работ. Иметь просто роковые последствия. А я почему-то считаю, что проводимая нами работа чертовски важна. Единственное, что еще удерживает противника от применения этого вида оружия,— это уверенность, что у нас есть чем ему ответить. Наша программа уже была урезана. Сейчас мы работаем на нищенских ассигнованиях. Еще один скандал — и нам снова урежут ассигнования.
— Не спорю, сэр. Я лишь пытаюсь сказать, что в Тарсусе много больных и они нуждаются в медицинской помощи.
— Я отдаю себе в этом полный отчет, капитан. Вы изложили свою позицию как нельзя более ясно.
Некоторое время они сидели молча. Затем зазвонил телефон. Генерал снял трубку и слушал, откинувшись на стуле:
— О боже мой! Тогда доставьте его сами! Пошлите вертолет и двух военных полицейских. Чтобы самое большее через полчаса он был здесь.
Генерал повесил трубку и вздохнул.
— К вашему сведению,— сказал он.— Доуз находится в «Курятнике».
— В «Курятнике»? — переспросил Льюин.— Что это такое?
Тут Робертсон впервые улыбнулся.
— Бордель в штате Невада,— пояснил он.
20 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Марвин Доуз сидел в «Курятнике» за стойкой бара и допивал третью рюмку джина с горьким апельсиновым соком. Он любил потянуть время, предвкушая предстоящее развлечение… Комфортабельное заведение Мамаши Кэш оказывало своим клиентам всевозможные услуги. Раньше в этом доме у дороги была бойкая харчевня, но, когда в строй вступила новая автострада, движение транспорта по старой дороге прекратилось. Харчевня закрыла свои двери и тихо почила, а несколько лет спустя возродилась в виде хорошо оборудованного, замаскированного борделя. Название «Курятник» осталось еще от тех времен, когда харчевня занимала часть чьей-то куриной фермы. Место было идеальное— сорок пять минут езды на машине от Дагуэя (правда, если мчаться со скоростью примерно семьдесят миль в чае, что вполне возможно, поскольку по дороге никто не ездил). Дела тут шли довольно оживленно. Бордель посещали студенты из университета и бизнесмены, которых устраивала его удаленность от шоссе. Никто не мог бы заметить их машин на стоянке, разве что другие клиенты, но на их молчание можно было рассчитывать.
В борделе было шесть девиц весьма привлекательной внешности. Был там еще бармен, несколько горничных и старый негр, игравший на рояле,—все они работали под началом у Мамаши Кэш. К ней все относились уважительно и звали Мамашей Кэш только заглазно.
Доуз слушал импровизации пианиста на тему «Блюз улицы Бил», когда ему показалось, что сквозь звуки музыки он улавливает шум вертолета. Он привык к этому шуму, работая последние одиннадцать месяцев на аэродроме среди вертолетов. До него не сразу дошло, что здесь, в «Курятнике», этот шум неуместен.