2 ЧАСА 30 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Здравого смысла в этом не было. Но, в конце концов, это и не обязательно. Приказ есть приказ. Приказы должны выполняться, какими бы странными и неразумными они ни казались. Раздумывать ни к чему. Нужно просто подчиняться. Поэтому сержант вывел отделение на дорогу и занял позицию, которую майор указал на карте. После того как два полутонных грузовика исчезли за поворотом, сержант велел связисту подняться на столб и срезать телефонные провода. Это было несложно и не заняло много времени. Затем сержант и солдаты расселись в джипе и вокруг него, ожидая большой автотягач и автопенораспылитель с артиллерийского склада. Солдаты молчали. Их подняли по тревоге и приказали выполнить эту дурацкую работу. Одни дремали, прислонясь к шинам и бокам джипа. Другие курили, не проявляя никакого любопытства к происходившему. Если они и ждали с нетерпением прибытия автомашин, то лишь потому, что всем хотелось поскорее закончить работу, вернуться в казармы, забраться в постели и спать до утра.
Вскоре они увидели фары приближающегося джипа и за ним большой автотягач. Рев двигателей постепенно нарастал, и светящиеся фары становились все больше. Автотягач остановился точно в том месте, которое сержанту указали заранее. Водитель и его помощник вышли и пересели в джип, он развернулся и тут же умчал в обратном направлении. Сразу же подъехал автопенораспылитель и остановился на расстоянии примерно пятидесяти ярдов от автотягача. Сержант приказал солдатам блокировать дорогу и быть внимательными, а сам занял место водителя в автотягаче. Ключи, как и было обговорено при инструктаже, торчали в замке зажигания. Сержант включил двигатель и, переключив передачи, набрал нужную скорость. Затем он открыл боковую дверь со стороны водителя и, круто повернув руль влево, резко затормозил. Автотягач вздрогнул, на секунду замер и начал плавно переворачиваться. В ту же секунду сержант выпрыгнул и скатился под откос.
Это было довольно рискованно, но не более, чем прыжок с парашютом. Техника приземления была примерно такой же. Сержант несколько раз перекувырнулся и встал на ноги. Посмотрев на дорогу, он убедился, что автотягач перевернулся набок точно поперек дороги. Это было как раз то, чего хотело начальство.
Он дал сигнал автопенораспылителю. Тот подъехал и начал поливать пеной бензобаки перевернувшегося тягача. Сержант и трое солдат сели в джип, чтобы вернуться на базу. Когда джип тронулся, сержант оглянулся. Автотягач надежно перегораживал дорогу, белая пена на нем слегка светилась в меркнущем свете луны. В предгорье снова вернулась ночная тишина. Казалось, что визг шин и грохот исковерканного металла ее никогда не нарушали. «Сумасшествие»,— подумал сержант.
Как только красные огоньки удаляющегося джипа исчезли за поворотом горной дороги, у перевернутого автотягача появились три фигуры, одетые в костюмы Нортона. Они пришли со стороны Тарсуса, из только что заблокированной зоны, чтобы обнести автотягач красными предупредительными огнями и выставить заграждение. Закончив свое дело, доложили по радиопередатчику в полевой штаб Тарсуса о том, что дорога перекрыта. Затем они сняли костюмы, взяли свои карабины из джипа, который стоял за поворотом, и заступили на длительное караульное дежурство.
4 ЧАСА 30 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ
Генерал Истлейк, тщательно скрывая отвращение, наблюдал за Чарли Ренчлером, заместителем министра обороны, который наливал себе третью порцию виски и, не глядя, плескал в него воду из хрустального кувшина, стоявшего перед ним на столе. Бокал, который Ренчлер наполнил для Истлейка, оставался нетронутым. Время от времени Истлейк поднимал его и держал в руке, покачивая, чтобы слышать звук льдинок, но потом, изображая крайнюю озабоченность обсуждавшейся ими проблемой, ставил его нетронутым на стол.
— Господи! — произнес уже, наверное, в пятнадцатый раз Ренчлер.— Вы не считаете, что мы должны ему позвонить?
— Дело ваше, сэр,— ответил Истлейк.
— О, перестаньте,— сказал Ренчлер,— я хочу знать вовсе не это. Что думаете вы, лично? Что бы вы предприняли?
— Затрудняюсь ответить,— стал вилять Истлейк.— Решение принять трудно, и все же, если бы решение пришлось принимать мне, я бы выждал еще час-два, пока ситуация прояснится. Мы могли бы назначить совещание на шесть часов, а к семи тридцати не только подготовить рапорт, но и выработать какое-нибудь предложение. А может быть, и ряд предложений.