Испанский премьер-министр хотел, чтобы я посетил Испанию, но на него давили американцы. На протяжении месяца он откладывал принятие решения. Он написал мне, что я не должен разглашать весть о том, что испанцы пригласили меня в свою страну, что испанская королевская семья, премьер-министр, президент, кабинет министров — все эти люди будут встречать меня в аэропорту. Я должен был стать их официальным гостем, поэтому они сами назначат дату моего посещения Испании и известят меня о ней.
Но постепенно я осознал, что испанские чиновники очень рискуют, приглашая меня в эту страну. Если сорок пять процентов населения проголосовали на референдуме против премьер-министра, тогда испанская молодежь непременно подпадет под мое влияние.
Испанский парламент и кабинет министров приняли решение принять меня, но все-таки премьер-министр написал мне, что мой приезд в Испанию невозможен, так как нарушит политическое спокойствие. Я понимаю, что трудность появилась после референдума. Я каждый день говорил Джону, что испанцам следует принять любое решение в отношении меня до референдума. После референдума у меня не будет никакой надежды попасть в Испанию, поскольку премьер-министр увидит, сколько людей проголосовало против него, и не наберется мужества пригласить в страну человека, который способен как-то повлиять на население.
Премьер-министр боится, страх объял почти весь мир, каждую страну. Здесь в этой маленькой прекрасной стране, которая зовется Уругваем, меня предупредили о том, что мне нельзя упоминать о том, что во всем мире один миллион саньясинов и три миллионы тех, кто им симпатизирует, потому что такое известие может вызвать страх. Дело в том, что в Уругвае всего три миллиона граждан, и местные чиновники не хотят, чтобы в их стране появилась сильная личность, ведь меня во всем мире любят четыре миллиона человек.
Граждане Уругвая должны гордиться тем, что их посетил такой человек... Я не политик и не собираюсь ни с кем устраивать политические распри, но страх от этого не улетучивается. Все эти чиновники, занимающие высокие посты, в глубине души мучаются комплексом неполноценности и сильно боятся меня.
Чиновники думают только о власти, о средствах усиления своей власти и опасностях своему нынешнему высокому социальному положению. И они выдвигают мне условия. Президент Греции хотел, чтобы я основал в его стране коммуну, у него в самом деле было такое желание. У него были другие причины для основания моей коммуны. Дело в том, что коммуна могла привлечь в Грецию тысячи туристов, которые подняли бы экономику. По сути, именно благодаря греческому президенту мне выдали месячную визу.
Но потом мне поставили условие. Если я хочу остаться в Греции и основать там коммуну, мне следует помнить о том, что греческая православная церковь защищена конституцией - ее критиковать нельзя, семья это основа греческого общества - ее критиковать нельзя, моральный кодекс это основа высокой нравственности греков - его критиковать нельзя, греки верят в непорочное зачатие девы Марии - ее критиковать нельзя.
Разумеется, греки верят в непорочное зачатие девы Марии, но во всей Греции трудно отыскать девственницу. Дело ясное, но критиковать Евангелия все же запрещено. Вы видите, что здесь поработали политики. Действительное положение дел можно терпеть, но изобличать ложь нельзя.
Я не могу принять ничьи условия. Что бы ни случилось со мной, какими бы ни оказались последствия наших скитаний, я все равно не приму условия, тем более ради того, чтобы обрести маленький кусочек земли.
Сколько земли нужно человеку? Может быть, я вообще не захочу остановиться в какой-то стране. Я стану странником в истинном смысле этого слова. Нынешние странники несмотря на длительные путешествия все-таки обладают где-то жилищем. А я стану странником без родного очага. Меня просто будут гонять из одной страны в другую. Но эти гонения показывают, что чиновники признают свое поражение, бессилие. Им придется заплатить высокую цену за преследование меня, ведь в каждой стране живут интеллигентные люди. Сколько времени эти разумные люди будут терпеть нынешнее положение дел? Со временем все равно вспыхнет революция. Я буду находить друзей даже в тех странах, куда не заеду.
Я не могу потерять надежду, поскольку по моему мнению интеллигенция неистребима. Разумных людей угнетают, но они все равно живы. Они уходят в подполье, но открыто заявят о себе, став свидетелями моих гонений. Скоро во всех странах, где чиновники запрещают мне остановиться, люди станут протестовать на улицах.