— Ну так что? — спросил король гор.
— Иди в лагерь. Все завтра, — ответил кот.
Грозный Басергор-Крагдоб коротко рассмеялся, наклонился и на мгновение положил тяжелую ладонь на кошачий загривок, после чего ушел. Байлей понял, что дружба, связывающая этих двоих, выдержит любое испытание.
Байлей задержал дыхание, когда разбойник прошел мимо его укрытия. Потом осторожно выглянул и несколько долгих мгновений сидел неподвижно, вглядываясь во мрак и напрягая слух. Неожиданно у его уха послышалось тихое рычание.
— Хочешь спрятаться от кошачьего взгляда, приятель? Честное слово, превосходная идея.
Кот сидел рядом, глядя на него сверкающими глазами. Байлей судорожно сглотнул.
— Идем отсюда, — снова заговорил кот. — Зачем кому-то видеть нас вместе? Глорм вряд ли вернется, но Охотница готова это сделать, чтобы найти меня, и будет шуметь всю ночь. Идем отсюда, нам есть о чем потолковать.
Они отошли на приличное расстояние от лагеря. Рбит улегся на землю, аккуратно и не спеша, как и подобало коту. Он терпеть не мог лежать как попало. Дартанец сел рядом.
— Странный народ — люди, — задумчиво промурлыкал кот. — Смотрят, но не видят, слушают, но не слышат, чувствуют, но не понимают…
После столь необычного вступления он посмотрел Байлею в глаза.
— От необдуманных действий вреда часто куда больше, чем от преднамеренных. А сколько вреда лишь оттого, что вы смотрите — но не видите…
Для предводителя разбойничьей банды слова эти прозвучали довольно странно. Байлей хотел что-то сказать, но кот его опередил.
— Я знаю Карениру уже несколько лет, — сказал он, — но за все это время мы встречались лишь дважды. Первый раз — когда стервятники лишили ее глаз…
Байлей почувствовал, как по спине у него побежали мурашки.
— …а во второй раз, совсем недалеко отсюда, возможно, она спасла мне жизнь…
Кот помолчал.
— Я не хочу тебя утомлять, дартанский рыцарь. Скажу коротко лишь то, что вижу: она любит тебя, ты же — ее, но по каким-то причинам пытаешься отринуть от себя это чувство, убеждая себя в том, что это лишь дружба, — но ничего не выходит. На это способен кот, но не человек. Теперь насчет Глорма, или короля гор, если так тебе больше нравится: я люблю его и уважаю, он верный друг… но у него есть свои недостатки. И немалые. Охотница его раздражает, поскольку чересчур самоуверенна и, что еще хуже, имеет на то основания… Он охотно увел бы ее у тебя — хотя бы затем, чтобы потом немного унизить, — такой уж он есть. В любом другом случае я закрыл бы на это глаза, поскольку… легкая пощечина, возможно, ей порой бы не повредила, а я имею право так говорить, поскольку я ей как брат, самый близкий друг. И тому, кто действительно захочет причинить ей вред, придется иметь дело со мной — можешь мне поверить, дартанец, делать этого не стоит, ибо я могу созвать десятки ради прихоти, а сотни ради защиты или отмщения той, что мне как сестра. Но раз ты ее любишь — то не Глорму с ней забавляться, и пусть держится от нее подальше. Согласен со мной? Вижу, что да, поскольку ты уже собирался покинуть свое убежище. Так что не злись на меня за то, что я встал между тобой и моим лучшим другом. Сегодня ночью никто не должен умереть; ошибок уже и так было достаточно. И я хотел предотвратить еще одну.
Тишина.
— Хочу еще сказать слово в защиту этой девушки. Она глупее, чем ты думаешь, и не столь взрослая, как кажется. Она нуждается в твоей опеке. Ты должен взять ее за руку и вести, как ребенка, показывать ей жизнь, ибо она ее не знает. Ну и что — горы? Там она научилась валить с ног мужчин — и все. Во всем остальном она столь же беспомощна, как та армектанская легионерка, на которую я когда-то прыгнул из засады, защитив от когтей трупоеда… Она зрелая женщина и должна время от времени с кем-то спать, но нужно уметь и владеть собой, а вот этого она, похоже, еще не умеет.
— Армектанская шлюха.
— Ты сам знаешь, что это не так. Во-первых, в Армекте в этом нет ничего дурного. Во-вторых, так поступают все женщины, и дартанки тоже. Если бы ты вмешался, она бы с радостью воткнула Глорму нож в спину, стоило лишь ему попытаться напасть на тебя.
Тишина.
— Может быть, ты думаешь, что кот ничего не смыслит в человеческих делах, но это неправда. Я живу среди людей, мой юный друг. Может быть, я и держусь несколько в стороне, но у меня есть глаза, которые видят, и уши, которые слышат, а к тому же еще и разум. И это все, что я хотел тебе сказать. А теперь — рассчитаемся, ваше благородие.
— Рассчитаемся? В каком смысле?
— Хоть и с добрыми намерениями, но я все же влез в чужие дела. Глорм меня еще поблагодарит, поскольку умеет признавать свои ошибки… Охотница поймет, а скорее всего, забудет… Но тебе я кое-что должен. Скажи что, дартанец. Я понесу любое наказание, какое только мне назначишь.
Байлей молчал, глядя во тьму.
— Ты ничего мне не должен, ваше благородие, хотя еще никогда и ни от кого мне не приходилось слышать таких слов, — наконец сказал он коту. — Но я никогда в жизни и не встречал таких, как ты. Но теперь — иди, я хочу этой ночью… хотя бы немного побыть один.
16
Делен молча смотрел на него.
— Ты и в самом деле дартанец, господин? — наконец спросил он. — Почему же тогда все над вами смеются?
Байлей кивнул и медленно отвел острие клинка противника от своей груди.
— Невероятно. — Разбойник все еще не в силах был скрыть удивление. — Кроме Глорма, который разрубил бы меня вместе с моим мечом пополам, я не знаю никого, на кого я потратил бы столько времени!
Байлей не знал — может быть, это лишь насмешка? Они скрестили оружие раз двадцать, не больше…
Делен убрал меч и дружелюбно обнял дартанца. Доверительный жест, который в Золотой Роллайне разгневал бы гордого магната, здесь лишь придал ему уверенности, хотя и ненадолго. Тяжелые горы… Они были в Тяжелых горах. Громбелардский мастер меча дружески обнял достойного противника, который не был его врагом. Только и всего.
— Идем, господин, нам нужно поговорить. Дашь мне подержать свой меч? Он просто великолепен, стоит любых денег! И я их выложу, если позволишь мне узнать имя мастера, который кует такое оружие.
Они прошли через круг зрителей и присели в сторонке. Мгновение спустя они уже жестикулировали, убивая десятки невидимых противников.
Рбит, наблюдавший за поединком с видом знатока, повернулся к Каренире, Глорму и Старику:
— У него невероятный талант… Уверенная, быстрая рука и реакция, какой я не видел ни у кого, кроме Делена. Но ему еще не хватает ловкости, достаточного количества настоящих схваток, где приходилось бы защищать свою жизнь.
— Искусство меча, — заметил Старик, — уже почти умерло. То, чем обычно занимаются, — обычная резня, ничего больше. Эти двое, попади они в руки старых мастеров-шергардов, засверкали бы как бриллианты. — Он слегка нахмурился. — Но ведь, — обратился он к Басергору-Крагдобу, — ты, господин, как я слышал, сражаешься двумя мечами?
Великан, не притрагиваясь к висевшему за спиной оружию — обычному гвардейскому мечу, без единого слова достал из ножен невероятно длинный узкий клинок и подал его Старику.
— Откуда у тебя это оружие, господин?
— Есть один человек, который любит железо, так же как и железо любит его. Он живет в Громбе. Но сражаться этим оружием научил меня однорукий старик, почти моего роста. Он никогда не говорил мне, кто он, а я в конце концов перестал его спрашивать. То было самое удивительное время в моей жизни, — признался разбойник. — Человек этот также рассказал мне, как соединить выпады этим мечом с ударами другого, короткого. Он только рассказывал — поскольку показать не мог… Но рассказал, похоже, неплохо; я все еще жив, хотя не раз и не два мне приходилось браться за оба моих меча. Похвастаюсь, ибо хотел бы воздать честь своему учителю, — я убил бы мастера, равного Делену, не потому, что я сильнее…
— Однорукий… и твоего роста? — Дорлан задумался.
— Может быть, ты его знаешь, господин? — оживился Крагдоб. — Порой мне казалось, что он может быть мудрецом-посланником!
Однако он тут же поднес руку ко лбу.
— Нет… — поспешно сказал он. — Нет, если даже… Нет, господин. Если даже знаешь, не говори мне, кто он. Я уважаю его тайну, поскольку он не захотел сам мне ее открыть. Он никогда не брал денег за свои уроки, а научил меня многому, очень многому, не только умению владеть мечами. Раз я ничего ему не дал — то тем более не стану отбирать. Этот секрет — его собственность.