На втором этаже этого дома никто не жил. Эти комнаты, к которым вела узкая лестница, всегда ждали особых гостей. Такова была дань, которую платил Лошадник королю Тяжелых гор.
Не считая пары десятков никчемных тройных золотых слитков в год…
Хозяин дома лично обслуживал своих гостей, подавая на стол все новые блюда и напитки. Никто не узнал бы в этом энергичном, хорошо одетом человеке лошадиного знахаря из предместья. Он иначе разговаривал, иначе двигался, и на нем не было шапочки, обычно скрывавшей удивительно густые, тронутые благородной сединой волосы.
Глорм ел и пил в меру своего роста; Рбит — в меру своего рассудка.
— Итак, — сказал король гор, расстегивая пояс и с некоторым сожалением глядя на остатки ужина, — повтори еще раз самое главное, Рбит. Я не слушал, поскольку был занят едой.
Кот, застольные манеры которого были достойны его фамилии, отодвинул миску, уже пустую, и, омочив усы в серебряной чарке с вином, посмотрел на хозяина. Тот тотчас же покинул комнату, явно считая это чем-то само собой разумеющимся.
— Спор перешел в войну, — сказал кот. — Впрочем, я сильно сомневаюсь, чтобы нам всерьез угрожали какие-то неприятности… а уж опасность? Командиры гарнизонов по-прежнему требуют ограничить влияние трибунала на армию. Урядники заявляют, что легионы без них словно слепые, могут патрулировать лишь улицы городов — и ничего больше…
Глорм утвердительно кивнул.
— Специальный посланник императора явно склоняется к доводам урядников и охотно расширил бы их влияние, вместо того чтобы его ограничивать. Напротив, князь-представитель утверждает, что у армии постоянно связаны руки и она, собственно, не в силах ничего предпринять, не считая рутинной патрульной службы… На самом деле, однако, представителя тяготят вездесущие шпионы трибунала, которые все время давят на военных. Всплыла и история с теми, которых легионеры повесили без лишних церемоний — помнишь?..
— Да.
— Наместники трибунала утверждают, что информация, которую они получали благодаря тем людям, была просто бесценна. Солдаты же указывают на огромные злоупотребления, которые постоянно допускают всевозможные урядники, доносчики и шпионы, наделенные слишком широкими полномочиями… Война, Глорм. Но ничего не изменится, это точно. Они пробудут в ссоре еще неделю, потом разъедутся: коменданты в свои гарнизоны, наместники — в свои кабинеты.
— А что с облавой?
— Ее не будет.
— Ясное дело, — кивнул Глорм. — Но, похоже, в Рахгаре заместитель коменданта получил некие… гм… неофициальные указания.
— Возможно, — заметил Рбит. — Здесь, кажется, то же самое. Как армия, так и трибунал усилили свою активность. Каждый успех, Глорм, о котором те или другие сейчас доложат в Громбе, может оказаться серьезным аргументом в их споре.
Глорм встал и обошел вокруг стола.
— Где Арма?
— Скоро будет здесь. Может быть, что-то ее задержало. Нелегко быть любовницей двоих, да еще знакомых друг с другом мужчин одновременно.
— Не сомневаюсь.
Арма появилась тут же, словно услышав их мысли. Коту хватило одного взгляда, чтобы понять, что задержало ее не что иное, как желание предстать перед Глормом красавицей. На ней было розовое платье, на фоне которого ее золотистые волосы — несомненно, самые великолепные в Громбеларде — казались еще более солнечными, чем обычно. Если бы ее лицо могло сравняться по красоте с волосами, Арма была бы прекраснейшей девушкой из всех, когда-либо ступавших по земле Шерера, однако слишком большой рот и широко расставленные глаза этому не способствовали. Фигура у Армы была неплохая, может быть, чуть коренастая, но туфли на высоких каблуках (дартанское изобретение, в Громбеларде известное пока лишь в придворных кругах) добавляли ей росту и отчасти исправляли этот изъян. К достоинствам же ее в первую очередь принадлежало отзывчивое любящее сердце, и к своим товарищам с гор Арма относилась как к родным. Находясь среди друзей, она всегда излучала радушие, и лишь при виде Глорма на лицо ее падала легкая, почти незаметная тень.
Рбит мог сказать, что это за тень — то была грусть о несбыточной мечте.
Глорм пожал девушке руку и жестом предложил ей сесть.
— Мы как раз говорим о твоих легионерах, — без лишних слов начал он.
Она тряхнула волосами. Вскоре король гор уже знал то же, что и она.
— Я не знаю самого главного, — призналась она. — Легионеры действительно хотят себя показать. Похоже, они планируют в Громбе какую-то операцию — но не знаю когда.
— Ты вообще немного знаешь.
Девушка замолчала.
— Послушай, Глорм, — заговорила она, — я делаю, что могу… Но офицеры легиона вовсе не дураки. Из тех двоих… только один любит болтать. Может быть, мне… найти третьего? Может быть, урядника?
Если она надеялась, что разбойник возразит, то просчиталась.
— Найди, Арма.
Она отвела взгляд.
— Слишком рискованно, — заметил кот, демонстрируя достойную восхищения устойчивость к вину, которое, казалось, лакал без всякой меры. — Положение Армы весьма деликатное. Пойми, Глорм, я месяц прилагал все усилия, чтобы она оказалась там, где нужно. Но достаточно лишь тени подозрения, достаточно, чтобы кто-то начал выяснять, действительно ли она двоюродная сестра советника князя, и все рухнет… Тот человек берет кучу золота за то, что рассказывает байки о своем с ней родстве. Но он дурак. Золото не заменит ему разума.
Глорм задумчиво расхаживал по комнате.
— Может быть, мне стоит самому этим заняться, — пробормотал он. — Князю-представителю наверняка не понравится, если его посетит в спальне мужчина. Особенно если этот мужчина начнет его душить.
— Нет, друг мой. Что было, того не вернешь. Ты мог держать за горло того старика, что правил Громбелардом год назад. Но теперь во дворце живет другой человек. Достаточно молодой, отважный, тщеславный и… умный.
Великан молчал.
— А может… пора? — наконец негромко сказал он. Арма и кот обменялись взглядами.
— Пора, — ответил сам себе Глорм. — Думаю, пора убираться отсюда… навсегда.
Наступила тишина.
— Ты это серьезно? — спросил Рбит, топорща усы.
— Во имя Шерни, я об этом говорю уже три года! — сердито ответил Глорм. — Думаешь, какая-нибудь шутка достойна того, чтобы повторять ее три года подряд? Очень приятно было услышать, что ты принял мои слова за пьяный бред или видения безумца!
— Ты и вправду считаешь, что дартанская Роллайна сделает тебя счастливым? — не мог поверить Рбит.
— Я и вправду считаю, что громбелардские горы меня им не сделают. Мне сорок лет. Я достаточно намахался мечами и промок от дождей насквозь. Сейчас я с удовольствием купил бы дом и нанял десять молодых девушек, чтобы они чесали мне спину.
— Ты отдаешь себе отчет в том, сколь наивно это звучит?
— Ясное дело. Наивно, что я не хочу сдохнуть в какой-нибудь горной пещере или в доме Лошадника, в шестьдесят или семьдесят лет. Время идет. Кости грубеют. Через двадцать лет легендарный разбойник Басергор-Крагдоб будет бездомным старикашкой с клюкой в руке. Буду сидеть и тешить взгляд накопленным в молодости золотом. Сладострастно пересыпать его из кучки в кучку. Так, что ли?
— Глорм, — тихо сказала молчавшая до сих пор Арма. — Я не поверю, что вся твоя жизнь служила лишь тому, чтобы накопить это золото.
— А твоя, Арма? Твоя, Рбит?
— Друг мой, самому высокорожденному коту империи незачем лазать по горам, чтобы добыть почести и состояние, — несколько высокомерно, но вместе с тем презрительно сказал Рбит. — Мой род получил свою фамилию из рук самого императора, ты об этом прекрасно знаешь. Идя в горы, я не искал богатства. Идя в горы, я от него отказался. Спрашиваешь меня о моем золоте? Возьми его себе! И отдай первому встречному пастуху.
— Возьми и мое, — коротко добавила Арма.
— Ради Шерни, — сказал Крагдоб, — уже три года я собираюсь покинуть Громбелард. Я никогда не делал из этого тайны от вас. Я знаю, что то же самое собирается сделать Делен. И Тева. Пришло время. Это моя последняя весна в Тяжелых горах.
— Но сначала нужно ее пережить, — помолчав, заметил Рбит. — Или, может быть, ты прямо сейчас хочешь седлать коня и ехать в Роллайну?