Она находилась почти у цели. Несколько дней путешествия ее утомили, но не потому, что горы трудно было преодолеть. Скорее виноваты были причины, по которым она отправилась в это путешествие. Первое воодушевление прошло, и Охотница теперь спрашивала сама себя, действительно ли у нее есть столько времени на поиски мифов. Слова раненого были бредом, сказкой, ничем больше. Каренира все больше укреплялась в убеждении, что в массиве Медевена ничего она не найдет кроме, возможно, лишних хлопот. Таинственная цитадель и убежище шергардов? Где есть все, чем они пользовались и в чем нуждались? Ничего подобного не могло быть на свете. Но существовала вера в подобное открытие. Дыра в голове Вилана не была выдумкой, кто-то ее сделал. Столь же легко этот некто мог сделать и другую — на этот раз в ее собственной голове. Охотница постоянно не упускала из виду, что в горном массиве она не одна.
Ночь была непроницаемо темной — типичная громбелардская ночь. У Карениры появилось предчувствие приближающейся опасности. Сосредоточенно вслушиваясь в шум дождя и свист ветра, она вынула лук и проверила пальцами тетиву.
Время тянулось еле-еле.
Дождь прекратился, несколько стих и ветер. Охотница не спала, хотя обнаружить ее убежище, казалось, было почти невозможно. Однако предчувствие никогда еще ее не подводило… Беспокойство росло — она поняла, что за ней наблюдают.
— Терпеливая, — прозвучал в темноте мурлыкающий, неразборчивый голос. — Терпеливая, словно кошка.
— И выносливая, — добавил второй, похожий голос. — Как из железа. Не знал, что человек может столько выдержать без движения.
— Чего ты здесь ищешь, легенда? — спросил третий голос.
Каренира встала. Ее окружало кольцо воинов, но она не видела ни одного. В черноте ночи слабо маячили очертания камней. Некоторые из этих камней разговаривали. Она не знала, какие именно.
— Чего ты ищешь в этих горах? — снова послышался вопрос. — Стервятников? Здесь ни разу не видели стервятника.
— Я знаю.
— Тогда чего? Возвращайся в окрестности Бадора, Охотница. И убивай этих крылатых. Крайне это одобряю.
Она кивнула, грустно улыбнувшись.
Стервятников никто не любил. Никто не в силах был понять их запутанную философию. Может быть, поэтому люди питали к ним явную неприязнь. Коты не питали неприязни — коты их ненавидели, а кошачья ненависть была, вероятно, самым могучим чувством Шерера. Впрочем, все, что чувствовал или делал кот, характеризовалось непреклонностью и постоянством. Эти живущие в человеческом мире и вместе с тем ходившие своими собственными путями существа все делали с замахом на вечность. Они никогда не отказывались от однажды возникшей дружбы. Никогда не забывали о ненависти. Никогда не нарушали слова.
— Никто не запрещает мне ходить по горам. Я что, мешаю?
— Немножко. Но я предупреждаю не потому, легенда. Идет охота, и дичь крайне опасна. Так что будь осторожна. А лучше всего — отправляйся искать стервятников.
— Кажется, я знаю, на кого вы охотитесь.
— Хочешь нам помочь?
— Нет. Не хочу, а впрочем, не могу, ты хорошо об этом знаешь, гвардеец. Это не мое дело. Я живу в горах, а горы — это в том числе и разбойники.
— Вэрк, понимаю.
Что-то дрогнуло в темноте, и черный силуэт, слегка звякнув кольчугой, приблизился к ней.
— Тебе незачем помогать имперским солдатам, Охотница, — сказал кот, садясь.
В его словах послышалась явная ирония. Она знала почему. Кот охотно становился солдатом, но имперским солдатом считал себя только тогда, когда ему это было удобно.
— Но нам придется помочь тебе, если возникнет такая необходимость, — продолжал гадб. — Возникнет?
— Не возникнет, — ответила она, присаживаясь на корточки и ощущая идущее от гвардейца тепло. — Ты застал меня врасплох, кот. Но никому другому это не удастся. Это я госпожа гор, не она… Если Хель-Крегири или кто-либо другой встанет на моем пути, то охота завершится без гвардейцев-гадбов.
Мурлыкающий, неприятный для человеческого уха смех прозвучал с нескольких сторон, но в нем не было ничего оскорбительного. Скорее уважение к отваге и острому языку этой женщины. Командир отряда тихо фыркнул.
— Что за слова… Но я верю тебе, легенда. Если бы было иначе, Тяжелые горы уже давно сожрали бы твои кости.
Она скорее почувствовала, нежели увидела, что кот поднял лапу в кошачьем ночном приветствии.
— И все-таки, будь осторожна.
5
«Убийцы» сменили тактику. На более грозную, намного более…
За минувшую неделю Кага лишилась восьми подчиненных. Теперь же, в течение одного дня — троих. Больше не было единого отряда, преследующего ее и крайне опасного — но только ночью, когда кошачья орда могла тяжело ранить застигнутых врасплох и сражающихся вслепую людей. Вместо этого по горам сновали небольшие группы, состоявшие из двух-трех солдат, совершенно невидимые, неуловимые, терзающие людей как ночью, так и днем. Она не знала, каким образом вырваться из подобных сетей.
На узкой тропинке, ведущей вдоль пропасти, той самой, с которой она связывала свои надежды, единственный гадб расправился с авангардом, после чего выхватил человека из основной группы. Все это на ее глазах, хуже того — на глазах подчиненных, сила духа которых начала испаряться подобно плевку в костер… Они ничего не могли сделать, ничего не могли предотвратить. Решение идти по столь головоломной тропе было ошибкой. Непростительной ошибкой…
Тропинка описывала дугу, следуя изгибам стены ущелья. Два человека шли по другой стороне, прекрасно видимые — они были близко, — но отгороженные пропастью от остальных своих товарищей, лишь вступавших на изгиб тропы. Кот появился внезапно, словно возникнув из-за завесы дождя. Он хорошо выбрал место для нападения, застигнутые врасплох на узеньком выступе люди среагировали чересчур резко. Шедший впереди потерял равновесие, пытаясь удержаться, инстинктивно схватился за товарища, который, со своей стороны, тоже хотел его поддержать… Кага выла от ярости; нападавший даже не дотронулся ни до кого из разведчиков!
Человеческий крик оборвался на дне ущелья. Огромный кот мчался по каменному карнизу с беззаботной, почти презрительной легкостью. Хель-Крегири ощутила, как к горлу подступает комок от гнева и бессилия. С мечом в руке она двинулась навстречу врагу — медленно, шаг за шагом, прижимаясь спиной к шершавой скале. Однако кот исчез столь же внезапно, как и появился; она еще успела увидеть его спину в полной гравия щели, выдолбленной в стене стекающей водой. Шорох сыплющихся вниз камешков был единственным признаком того, что гвардеец карабкается все выше, уходя из поля ее зрения. Наконец струйка каменных обломков поредела и исчезла.
Хель-Крегири взяла себя в руки и восстановила порядок среди своих людей. Она не позволила рассуждать о том, сколь беззащитны были мгновение назад их товарищи, зато приказала приготовить арбалеты и с кривой усмешкой сама выступила вперед, спрашивая, кто вместе с ней пойдет в авангарде. Прежде чем она получила ответ, кот-воин снова нанес удар. Гравий и мелкие камешки посыпались прямо на головы и плечи стоящих на каменном карнизе людей. Цепляясь доспехами о скалу, крупный гадб скользил вниз. Даже кот не в состоянии был затормозить на почти отвесном склоне — но солдат этого вовсе и не хотел! Закованная в железную кольчугу бурая фигура отчасти прыгала, отчасти падала по склону. Кто-то успел послать в него арбалетный болт — но промахнулся. В следующее мгновение кот всем своим весом обрушился на спину одному из мужчин, который успел неожиданно ловко ткнуть мечом почти вслепую назад. Меч заскрежетал о кольчугу, после чего человек и кот рухнули в пропасть.
В тридцати, а может быть, сорока локтях ниже тропы, по которой Кага вела своих разбойников, тянулся очередной каменный карниз. Человек ударился о него всем своим весом и повис на краю, с раздробленными костями. Кот приземлился рядом. На мгновение он застыл неподвижно, растопырив лапы, потом начал трясти головой, то и дело фыркая. Кто-то выстрелил из арбалета; гадб понял, что это не шутки, вскочил, пошатнулся, а потом, спотыкаясь, побежал вперед, все быстрее, лишь бы подальше… Глядя на это, Кага впервые почувствовала, что гвардейцы-гадбы вовсе не сражаются с ее людьми. «Убийцы из Рахгара», да. То, что она видела, не было сражением. Это были три убийства.