А если он уехал? Что тогда?
Она не знала. Ей сложно было представить свою жизнь после дня в заброшенном магазине, и вечера в трубе с гниющими листьями, прижатыми к ложбинке ее спины, но возможно ей и не стоило. Может ей стоит сконцентрировать на возвращении домой к Фрицу и кормлении его пакетиком «Фэнси Фист». Она очень четко видела коробку «Фэнси Фист». Она стояла на полке в ее тихой кладовой.
Она перевернулась на живот и начала приподниматься на локтях, чтобы ползти по трубе. Затем она увидела, что с ней делило водопропускную трубу. Один из трупов был не более чем скелетом (протягивающим костлявые руки, словно в мольбе), но на голове осталось достаточно волос, чтобы убедить Тесс, что это был труп женщины. Другой, мог быть ужасно обезображенным манекеном из универмага, за исключением выпученных глаз и высунутого языка. Это тело было свежее, но на нем были насекомые, и даже в темноте Тесс видела оскал зубов мертвой женщины.
Жук с шумов вылетел из волос манекена и присел между ноздрей ее носа.
Хрипло вскрикнув, Тесс вернулась на прежнее место и притянула ноги к себе, ее одежда промокла выше талии. Ниже пояса оба была нагой. И хотя она не падала в обморок (по крайней мере, ей так казалось), на некоторое время ее сознание было необычайно шатким. Оглядываясь назад, она будет думать о следующем часе как о затемненной сцене освещенной случайными прожекторами. Время от времени избитая женщина со сломанным носом и кровью на бедрах будет появляться в свете одного из этих прожекторов. Затем она снова исчезнет в темноте.
9
Она была в магазине, в большой пустой центральной комнате, которая некогда была разделена на проходы, с контейнерами замороженных продуктов (возможно), и холодильником с пивом (наверняка) расположенном у дальней стены. Она ощущала запах испорченного кофе и солений. Он или забыл ее слаксы или возможно хотел вернуться за ними позже, когда захватит обитые гвоздями доски. Она достала их из под прилавка. Под ними была ее обувь и разбитый телефон. Да, в определенный момент он вернется. Ее резинка для волос исчезла. Она помнила (смутно, как каждый помнит определенные моменты из самого раннего детства) какая-то женщина, спрашивала сегодня, где она взяла ее, и необъяснимые аплодисменты, когда она сказала в «JCPenney». Она подумала о гиганте поющем «Коричневый Сахарок» — тем пронзительно монотонным ребяческим голосом — и вышла.
10
Она шла в лунном свете позади магазина, обернув кусок ковра вокруг своих дрожащих плеч, хотя не могла вспомнить, где взяла его. Он был грязный, но теплый, и она сильнее натянула его. До нее дошло, что она ходила кругами вокруг магазина, и это был второй, третий, или даже четвертый круг. До нее дошло, что она искала свою машину, но каждый раз, когда не находила ее позади магазина, она забывала об этом и шла вновь вокруг. Она забыла, потому что получила удар по голове, и была изнасилована и задушена и пребывала в шоке. До нее дошло, что у нее могло быть кровоизлияние в мозгу — никак ведь не узнаешь, пока не проснешься с ангелами, и они скажут тебе? Легкий дневной ветерок стал немного сильней, и тиканье металлической вывески стало громче. «ТЕБЕ НРАВИТСЯ ОН, ЕМУ НРАВИШЬСЯ ТЫ».
— Севен Ап, — сказала она. Ее голос был хриплым, но функционировал. — Вот что это. Тебе нравится он, а ему нравишься ты. — Она услышала себя напивающей песню. У нее был хороший голос, и удушение придало ему удивительно приятный хрип. Словно Бонни Тайлер, пела здесь в лунном свете. — Севен Ап — вкусный… как сигарета! — Она поняла, что это было не правильно, а даже если было бы, то она должна петь нечто лучшее, чем долбанные рекламные песенки, пока у нее был этот приятный хрип в голосе; если ты пережила изнасилование и не осталась умирать в трубе с двумя гниющими трупами, то что-то хорошее должно выйти из этого.
Я спою хит Бонни Тайлер. Я буду петь, «Сердечные муки». Уверена, что знаю слова, наверняка они находятся в закромах памяти, которые каждый автор имеет в своей…
Но затем она снова отключилась.
11
Она сидела на камне и рыдала. Грязный кусок ковра был по-прежнему на ее плечах. Ее промежность болела и горела. Кислый привкус во рту намекал ей, что ее рвало в какой-то момент между ходьбой вокруг магазина и восседанием на этом камне, но она не могла вспомнить этого. Единственное что она помнила…
Я была изнасилована, я была изнасилована, я была изнасилована!
— Не ты первая, и не ты последняя, — сказала она, но это чувство жестокости из лучших побуждений, вызвавшее серию приглушенных рыданий, не очень помогло.