— Олег, попробуйте с оптимизмом отнестись к тому, что я сейчас скажу. — А вот эта фраза мне совсем не понравилась. — Вы живы и всего через год-полтора у вас будет новое тело, здоровое, в отличном состоянии. А физическую форму вы быстро нагоните, тело вырастят в максимальном соответствии с…
Я думал, что готов ко всему. Серьёзно, я был готов услышать, что лишился рук, ног или глаз, что мне нужна замена органов. Что в Таджикистане, что в Прибалтике, я видел немало людей, пострадавших при взрывах и оторванными конечностями меня не смутить. В конце концов, вырастить новые сейчас не проблема. Но чтобы всё тело…
— От меня что, одна голова осталась? — Перебив собеседницу, я задал вопрос и не узнал собственный голос, так хрипло и сдавленно он прозвучал.
— Нет. — Юлия Сергеевна пристально посмотрела мне в глаза. — От вас не осталось даже головы. Только мозги. Головной и большая часть спинного.
У каждого человека случаются дни, делящие его жизнь на «до» и «после». Как правило, это связано с какими-то значимыми событиями. Чаще всего — трагическими.
У меня первый такой день случился в конце сентября 2049 года. Позади были восемь месяцев учёбы в военно-учебном центре и два месяца практики в воинской части. Мне оставалось всего два месяца до окончания годичных курсов военной подготовки или, по старинке, «дембеля». Стоял хмурый осенний день. Наш батальон выстроили на мокром после ночного дождя плацу и объявили об отправке всего личного состава в зону проведения Военно-Гуманитарной операции в Среднюю Азию. В том числе курсантов, в число которых входил и я. В штабе уже лежал приказ о мобилизации курсантов на военную службу и контракт, отказаться от подписания которого можно было только ценой обвинения в дезертирстве.
Тревожные новости шли из Южной Азии уже полгода. Ещё зимой началось очередное обострение отношений между Индией и Пакистаном. В марте произошли первые пограничные стычки со стрельбой. В апреле конфликт перерос в полноценную войну. Из зоны конфликта в разные стороны потянулись беженцы. За пять месяцев ни одна из сторон не добилась преимущества и в ход пошло ядерное оружие. «Звездец» — дружно прокомментировали все. «Десятки миллионов беженцев» — добавили аналитики. А людей в форме просто отправили разгребать дерьмо.
Через три дня наш батальон обустраивал для беженцев из Пакистана и Афганистана лагерь в окрестностях таджикского городка Дусти, расположенного в нескольких километрах от таджико-афганской границы. Следующие пять месяцев превратились в коктейль из рутинного патрулирования, охраны гуманитарщиков и разной степени жёсткости операций по разоружению мирных и не очень беженцев.
В начале марта 2050 года снова произошло событие, круто поменявшее мою жизнь. Мы патрулировали пешим порядком один из лагерей беженцев, когда сутенёр из местных предложил нам «побаловаться» с его «девочками». В этом не было ничего необычного, в трудные времена каждый зарабатывает, как может, и мы не препятствовали проституции, если там не было совсем уж откровенного криминала, но в этот раз половина «девочек» была не старше лет четырнадцати. Когда я уходил в армию, моей младшей сестре было двенадцать. То, как спокойно эта мразь предложила девочек военному патрулю, навело меня на мысль, что кто-то его прикрывает, и он на этих людей крепко надеется. Очень крепко, настолько, что верит в свою полную безнаказанность. И я не нашёл лучшего выхода, чем в открытую его искалечить. В патруле нас было пятеро, у каждого на снаряжении четыре камеры-регистратора, две фронтальных и две тыльных. И под запись десятка камер я спокойно и методично переломал мерзавцу руки и ноги. Что характерно, несколько десятков беженцев, ставших свидетелями расправы, не только не попытались мне помешать, но и подбадривали в процессе одобрительными восклицаниями. Следователю военной прокуратуры я честно изложил свои соображения и мотивы.
Под арестом я просидел три дня. За это время мне успели провести психиатрическую экспресс-экспертизу, которая показала, что калеча сутенёра, я был в полном сознании и прекрасно себя контролировал. На четвёртый меня снова привели в допросную, но вместо следователя там меня ждал незнакомый майор с такими же, как у меня, знаками различия тяжёлой пехоты. Через пару часов обстоятельного разговора на стол передо мной лёг рапорт от моего имени с просьбой о переводе в особую группу майора Ерёменко. Кэпа.