Спросить при гномах Авелен не решилась. И остановилась на пороге пещеры, глядя, как он завязывает сложным узлом кожаный ремень перевязи с мечом и натягивает на левую руку длинную перчатку с нашитыми на костяшки пальцев стальными пластинами.
― Что… ты собираешься делать?
― Это называется «разведка боем», ― ответил Корин, заново перекладывая одну из седельных сумок. Авелен со стыдом вспомнила, что их принесли гномы. Она-то и не подумала, что его вещи им гораздо нужнее, чем ее. Впрочем, справедливости ради, она тоже спасала не сменные камизы. А потом Корин смотрел на нее так, словно собирался отвесить ей оплеуху, и цедил, что разобьет этот пузырек об пол, если она немедленно из него не выпьет. И доводов о том, что огнецвета у них совсем мало, не слушал совершенно. Пришлось подчиниться.
Похоронить мертвых тоже помогли гномы. Не подали даже виду, что мгновенно опознали в половине погибших нарнийцев, которых должны были бы ненавидеть. Хотя бы за то, что из-за нарнийских королей им приходилось жить глубоко в холодных северных горах.
― Напиши матери, ― продолжил Корин, пристегивая к перевязи длинный, в добрый фут длиной, кинжал. ― И если я не вернусь через три дня, то оставайся здесь и жди подмоги из Нарнии. Боюсь, что… в одиночку ты из этих гор не выберешься.
Три дня? Он что же… и в самом деле решил дойти до замка в одиночку?
― Корин…
― Это не обсуждается, Авелен, ― отрезал тот, неожиданно назвав ее полным именем. ― Ты останешься здесь. Я не смогу защитить тебя от полчища оборотней. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я героически погиб при первой же попытке…
― Дурак! ― выплюнула Авелен и залилась испуганным румянцем. Нашла, что сказать, дура! Сейчас, когда он собирается…
И услышала негромкий смех.
― Прости. Я не хотела…
― Почему ты меня не поцеловала? ― неожиданно спросил Корин, и Авелен показалось, что пол пещеры уходит у нее из-под ног.
― Ты… Ты…
― Я, ― согласился Корин с кривоватой улыбкой, надевая рваную кожаную куртку, слабо позвякивающую нашитыми с внутренней стороны кольчужными звеньями. ― Довольно чутко сплю. Так почему?
― Это, ― пробормотала Авелен, уставившись в пол, ― было бы неправильно.
― Но ты же хотела.
― Да мало ли чего я хочу?! ― огрызнулась она, чувствуя, что лицо, того гляди, вспыхнет по-настоящему. Она вся вспыхнет и рассыплется пеплом от стыда.
― Хм, ― сказал Корин, и Авелен услышала приближающиеся шаги. Поднять глаза она решилась не сразу. Поначалу смотрела на его сапоги и длинные коричневые ножны, почти касающиеся острием пола.
― Прости, ― неожиданно попросил Корин, и она испуганно вскинула голову. За что он извиняется? ― Я так… кхм… уперся в то, что ты меня не знаешь, что упустил из виду еще более важную вещь. Я тоже совсем тебя не знаю.
Потом помолчал, глядя на нее так, словно видел впервые в жизни, и сказал:
― Может, уже и не узнаю. Но я думаю, что Нарнии очень повезло с будущей королевой.
Что? Но почему? Не хочет же он сказать, что решил так лишь потому, что она не бросила его умирать под дождем?
― С королем только не везет, ― буркнула Авелен, пытаясь отделаться от ощущения, что он… не собирается возвращаться. Не смей! Не умирай там! Ты же… Малодушно хотелось сказать «мне нужен», но это тоже было бы неправильно.
― Дался тебе этот король, ― фыркнул Корин и прошел мимо нее, закинув на плечо длинный ремень седельной сумки. ― Будет сидеть на твоем троне, пить твое вино и вести себя, как самонадеянный болван, с чего-то решивший, что он здесь главный. Тебе не король нужен, а военный лидер. Вот и найди себе консорта.
Что? ― растерянно переспросила Авелен, провожая его взглядом.
Даже не попрощался толком. Или… она снова ничего не поняла, и он и не думал с ней прощаться?
Комментарий к Глава девятая
Кажется, я нашла идеальную песню для этого фика: Crystallion ― Thunderclouds.
https://music.yandex.ru/album/12984290/track/74308685
========== Глава десятая ==========
Комментарий к Глава десятая
Crystallion ― The Sleeping Emperor
https://music.yandex.ru/album/12984290/track/74308680
В дворцовом саду стало непривычно тихо. Не смеялись подруги-тархины, первыми покинувшие Ташбаан, когда один из садовников обнаружил, что сквозь белую кладку внешней стены просачивается, медленно подтапливая западную сторону сада, красноватая речная вода. Не бегала по мраморным дорожкам маленькая черноглазая принцесса, еще на рассвете четвертого дня отправившаяся вместе с младенцами-братьями в Зулиндрех под охраной сотни копий и старших наложниц тисрока. Надменной белоликой Ясаман и неукротимой Амарет с изрезанными волнистыми шрамами щеками.
Обе они, впрочем, в то утро не выглядели ни надменными, ни неукротимыми. Ясаман рыдала, хватаясь за смуглые руки в острых рубиновых перстнях, и раз за разом клялась в любви, будто позабыв, с каким трепетом всегда относилась к своей красоте, не позволяя ни одному мужчине увидеть ее даже заспанной и непричесанной. Амарет сменила летящие газовые ткани на грубый лен и вареную кожу, не убирала руки с рукояти изогнутого хопеша на поясе, и ее смуглое до черноты лицо посерело, будто присыпанное густым слоем пепла. Амарет не плакала, но тоже схватилась за руку господина и прижалась к ней губами в отчаянном порыве. И сказала дрогнувшим голосом:
― Я отдала тебе двадцать лет своей жизни. Не заставляй меня доживать оставшиеся годы в одиночестве.
Ласаралин не ревновала. Даже к тому, как они обе целовали его на глазах у всего дворца. Эти женщины спасали ее детей. И пусть когда-то она позволяла себе высокомерные мысли о том, что наложницы мужа боролись лишь за его власть, а не любовь, но… с тех пор она поумнела. Пусть и слишком поздно.
― Госпожа, ― впервые сказала Ясаман, женщина на целых одиннадцать лет старше нее, смаргивая слезы с иссиня-темных ресниц, и Ласаралин впервые протянула к ней руки, коснувшись губами мокрой соленой щеки.
― Для меня честь называть вас женой моего господина, ― добавила Амарет, пустынная волчица, ростом не уступавшая многим мужчинам, и склонила голову, чтобы Ласаралин не пришлось тянуться к ее лицу.
― Я жалею, что мы так и не узнали друг друга, возлюбленные моего господина.
Что она была слишком молода, наивна и попросту глупа, чтобы суметь преодолеть пропасть между нею и этими женщинами.
― Лишь об одном прошу. Сберегите моих детей.
Ясаман разрыдалась с новой силой, уткнувшись лицом в темный кафтан тисрока, а Амарет ответила сухим кивком-поклоном. Жестом, каким один воин отдавал честь другому.
Ласаралин крепилась до последнего. Поцеловала каждого из детей, поправила яркую ленту в черных, как смоль, волосах дочери и позволила себе разрыдаться, лишь когда паланкин с задернутыми шторами исчез за воротами дворца. Тоже уткнулась лицом в мокрый от слез Ясаман кафтан и долго боролась с рыданиями, не думая, что о ней подумают притихшие слуги. Потом спросила, наконец сумев хоть немного отдышаться.
― Что теперь будет, любовь моя?
― Будем ждать, ― ответил Рабадаш глухим голосом, всё еще глядя сквозь кованые створки закрывшихся ворот. ― Мы сделали всё, что могли.
Ласаралин и ждала. Отдавала привычные приказы слугами, надевала лучшие платья и драгоценности, пыталась ― изо всех сил пыталась ― поддерживать во дворце столь же привычную для них всех жизнь, но сама видела, что это безнадежно. Люди бежали из Ташбаана целыми семьями, и дело было совсем не в страхе перед наводнением. Лица приходящих на ужин визирей мрачнели всё сильнее с каждым днем, отчеты становились всё короче и суше, и снег в западных горах таял всё сильнее.
На рассвете шестого дня красноватые лужи смешанной с глиной воды уже разливались у входа в западное крыло. На закате во дворец примчался, словно мальчишка, не разбирая дороги, тархан Камран, сорвал тюрбан с седеющей головы и рухнул на колени перед тисроком.
― Простите, мой господин! Простите своих нечестивых слуг, что не способны даже…
― Говорите, ― перебил муж ровным голосом и сжал в ответ стиснувшие его руку пальцы Ласаралин. Кадер вышел из берегов два дня назад. Должно быть… началось.
― Поля в сатрапии Азамат затоплены уже на полмили по обе стороны от реки, и… Тархан Ильмар идет на Ташбаан. С ним уже три тысячи человек и… боюсь, что с каждым часом их становится всё больше.