И ей нравилось… даже просто смотреть на него. Нравилось, что он выше нее. Даже сейчас, когда она уже не была двенадцатилетней девочкой. Нравилось его лицо. Скуластое, с широкой угловатой челюстью — наверное, именно это и называлось «волевым подбородком», — это лицо могло бы показаться равнодушным и даже жестким, если бы не его глаза. Голубые, словно иней в синем предрассветном сумраке. Глаза, которые смеялись, даже когда его лицо принимало серьезное выражение. Быть может, прежде всего она влюбилась в его глаза? Или в то, как небрежно падали ему на шею кольца белокурых волос? И на лицо, щекоча кончик длинного носа, отчего рука сама тянулась убрать эти непослушные пряди ему за ухо.
И попытки разобрать любовь на части неизменно терпели поражение перед тем, что ей нравилось в нем буквально всё. И глаза, и улыбка, и плечи, которые теперь, кажется, и руками не обхватишь, и…
— Ваше Высочество, — пробормотал оруженосец, заметив ее в скальной тени, и Авелен очнулась. Посмотрела Корину в глаза и поняла, что он-то заметил ее еще раньше. И ее, и ее взгляд.
— Простите. Я не хотела помешать.
— Иди, — ответил Корин оруженосцу и с лязгом вогнал меч в ножны. Глупо, должно быть, но этот меч завораживал ее не меньше всего остального. Или… дело было в том, как сжимала эту рукоять его ладонь. А порой и обе. Рукоять была достаточно длинной для… как это называется? Двуручного хвата?
— Я не хотела… — повторила Авелен, но он лишь качнул головой. И на глаза ему вновь упали вьющиеся светлые прядки.
— Мне просто нужно было чем-то себя занять.
Пока гномы раздумывали над их словами. Над тем, что они узнали от перепуганного оруженосца.
— Я видел их, — шептал бледный не то от холода, не от страха мальчик с дрожащими руками, и Авелен хотелось обнять его за плечи и погладить по волосам. Утешить хотя бы так, если подобрать верные слова она не могла. — Ожившие глыбы льда, семь футов, не меньше, и… им под силу раздавить в кулаке человеческую голову.
— Я знаю, — ответил Корин так спокойно, что Авелен сцепила пальцы в замóк, пытаясь скрыть то, как они задрожали. Если он не боится, то и она не будет. Хотя бы… не покажет этого.
— И… ее я тоже видел. Видел, как…
Запинаясь и глотая слова вместе со слезами мальчик поведал им о женщине, «столь же красивой, сколь и страшной». О том, как она вышла из ворот древнего замка, волоча за собой по снегу изумрудный шлейф платья, окинула окровавленных пленников равнодушным взглядом и указала белой рукой на фавна. О том, как оборотни протащили его к ее ногам, оставляя на снегу яркие красные пятна, и она взмахнула хрустальным жезлом в левой руке, почти ткнув им в бескровное лицо фавна.
Где, — спросила она ледяным голосом, — второй обломок?
И в воздухе со звоном сверкнула ослепительная синяя вспышка, когда испуганный фавн качнул головой, не понимая, о чем она говорит. Из запорошенной снегом земли копьями выросли ледяные торосы.
Где, — повторила женщина, и в ее голосе зазвенела плохо скрываемая ярость, — второй обломок? Куда Четверо спрятали его?
— Четверо? — спросил Корин, перебив оруженосца на полуслове. И переглянулся с Авелен, столь же потрясенной этим рассказом. Ледяная магия, колдовской жезл… Это же…
— На что он похож? — продолжил расспрашивать Корин, а Авелен захотелось вновь прижаться к нему и спрятать лицо. Но вместо этого она лишь шагнула ближе и положила ладонь ему на плечо. Благо он сидел, и ей не пришлось глупо тянуть руку вверх. — Почему ты сказал, что этот жезл хрустальный?
Мальчик попытался вновь описать увиденный жезл, и в мыслях Авелен вдруг шевельнулось узнавание. Отражающий солнце хрусталь, окованный для крепости витыми нитями металла. Рукоять с острой, загибающейся вниз, словно пара стальных клыков, гардой. Меч, столь холодный наощупь, что его никогда не касались без перчаток.
— Ты думаешь…
Корин кивнул, не дожидаясь, пока она закончит. Если его… ее… если их догадка верна… то второй обломок жезла Белой Колдуньи был рукоятью Исс’Андлат.
— Эдмунд спрятал его на самом видном месте, — усмехнулся Корин, когда они остались вдвоем. — Я был с ними в Эттинсмуре той осенью, после нападения на Анвард. Я видел… как меч порой покрывался льдом.
Как его белые узоры расцветали на длинном сверкающем клинке. И смерзались на руке младшего из королей до самого плеча. Белый снег на черном рукаве дублета. Белый снег в черных волосах, словно призрак оставленной в Кэр-Паравэле короны. И кривая усмешка, так разнящаяся с пустотой в матово-синих глазах.
Кто-то должен быть дьяволом.
Авелен помнила, как однажды слышала от дяди эту фразу в стенах Кэр-Паравэла. Сказанную, конечно же, не ей. И как никогда четко представила, что именно видел Корин. Будто смотрела его глазами.
Нарнийцы говорили, что одному из их королей всегда светит солнце. Тогда как другой выбрал остаться в тени. В плену ледяной магии. Чтобы никто другой уже не смог использовать ее против Нарнии.
— Должно быть… — пробормотал Корин, задумчиво хмуря брови, — сторонники Колдуньи успели унести один из обломков. Но Эдмунд знал… или хотя бы подозревал: если жезл сломан, то кто бы его ни нашел, полной его силы он не получит.
— Я не знаю, — качнула головой Авелен, забыв, что уже говорила об этом, — где он хранил Исс’Андлат.
— Думаю, — хмыкнул в ответ Корин, — что знаю я. Во всяком случае, догадываюсь. Знаешь, кто такая леди Мэйрин?
Авелен нахмурилась. Имя казалось смутно знакомым, но… среди придворных дам матери такой точно не было. Кто-то из арченландских? Или…?
— Постой. Ты сказал… Мэйрин? Дядя Эдмунд говорил…
Что она была его любовницей. Верно. И когда-то давно Авелен слышала разговоры — свистящим шепотом и с бегающими глазами из опасения, как бы кто-то из королей и королев не узнал о предосудительной болтовне слуг — об избраннице Серебряного Короля, которую мало кто видел. И еще меньше с ней говорил.
Корин качнул головой, и уголок его губ поднялся в кривой улыбке.
— Про нее ходило немало слухов, но истина удивительнее любых сказок. Мэйрин — морская сирена. С Русалочьих Рифов. И раз так… я думаю, что Исс’Андлат уже давно покоится где-то на дне Восточного Моря. Там, где ее не достанет ни одна колдунья. Зная Эдмунда… он не мог не продумать этого заранее. На всякий случай.
Что ж, одной трудностью меньше, рассудила Авелен. И спросила другое.
— Она… та ведьма… Она убила его?
Фавна, которого не было среди пленников. Фавна, которого взяли живым потому, что только про него могли сказать наверняка, что он нарниец. Люди врагов не интересовали. Люди оказались арченландцами, а те не знали, где хранился обломок колдовского жезла. Быть может, даже никогда его не видели. Потому-то людей и бросили, словно скот, умирать в проржавевших клетках.
— Я не знаю, — ответил Корин, и в первое мгновение Авелен подумала, что он просто ее щадит. — Но… Если он еще жив, то он где-то в замке. И, скорее всего, его пытают.
— А мы…? — спросила Авелен дрогнувшим голосом, и перед глазами поплыло.
— Нас четверо, Эви, — качнул головой Корин, глядя ей в лицо. Прямо в глаза. — И сейчас среди этих четверых лишь я один могу хоть что-то им противопоставить. Да и то… Это что-то не более, чем чистое везение. Второй раз у меня уже вряд ли получится. Я знаю, о чем ты думаешь, — продолжил он без паузы. — Что мне легко так говорить, ведь я-то вытащил хоть кого-то из своих людей. Но даже будь там мой брат… я бы не решился так рисковать, оставляя тебя без защиты.
Что ж, в одном она всё же оказалась права. В тот раз он и не думал с ней прощаться. А вернувшись, вел себя так, словно очень много думал о чем-то другом, пока добирался до замка и обратно. И смотрел на нее так, будто… она его чем-то смущала.
Такой странный взгляд. Задумчивый, почти растерянный, такой… мальчишеский. Будто он впервые видел перед собой… красивую женщину и не представлял, как вести себя с ней. Кому рассказать — не поверят. Проще было голыми руками разобрать Кэр-Паравэл до основания, чем хоть на мгновение смутить острого на язык, порой отпускающего совершенно похабные шуточки Корина.