— Смотри, веночки вокруг наших голов вновь соединились, — указала Зина на тени. — Пусть это будет нашим знаком.
Последний раз они так шли к разлучному столбу, голова к голове.
Сергею потом много раз снился светлый нимб вокруг головы Зины.
II
Стояла предрассветная тишина, когда Сергей возвращался домой. Восточная сторона небосвода уже заметно посветлела. Прохладный воздух приятно освежал лицо. Пахло землей, полынью. Сизый тонкий дымок тумана росою оседал в ложбинках. Тишина и благодать! Он шел не спеша, думать ни о чем не хотелось, спать тоже.
На пороге дома сидел отец, курил.
— Я жду тебя, сынок, хотелось поговорить, да уже поздно, пошли спать.
Пробудился Сергей от команды «подъем». Ничего не понимая, он вскочил с кровати. Перед ним стоял Алексей Московии, как всегда подтянутый, бравого вида командир Красной Армии, давний друг семьи Бодровых. С женой и дочуркой он прибыл в отпуск и теперь, узнав, что Сережку, этого пацана, призывают в армию, они всей семьей пришли сказать напутственные слова.
— Здравствуй, дядя Леня. Вы уже все знаете?
— Я в курсе. А ты команду выполнил неплохо. Еще тебе один совет: самый главный в армии человек — это командир отделения. Он для бойца бог, царь и воинский начальник. А если ты будешь командиром, запомни: быть жестоким, недобрым — тяжело. Требовать от подчиненных надо только то, что предписывается уставами.
— Спасибо, дядя Леня, за науку. Я ничего не забуду.
Стали подходить и подъезжать родственники. Первым — брат отца, дядя Иван, крестный. Сергей любил дядю и звал отцом. Иван Дмитриевич в Гражданскую войну восемнадцатилетним парнем вступил добровольцем в армию Миронова и прошел с нею до ее печального конца.
— Серок, Серок, — так звал дядя своего племянника, — надо же, ты красноармеец! Не верится. Но служи как следует, так легче будет отбыть положенный срок. Могут и отпуск дать. Хороших бойцов всегда ценят. Тяжело в армии только нерадивым, лодырям. Страна должна быть крепостью, теперь ты ее защитник.
Почти одновременно приехали оба деда и бабушки.
Дед Дмитрий Карпович, казак-атаманец, участник известного Брусиловского прорыва в Первую мировую. Вышел он тогда из операции с двухсторонним воспалением легких, а после того как пошел на поправку, подхватил тиф и еле живым возвратился домой. Революционные страсти особо не коснулись Горшовки. Молодежь навоевалась досыта, а старшее поколение отсиделось дома. Когда Дмитрия Карповича спрашивали, за красных он или за белых, он неизменно отвечал: за тех, за кого сын, Иван. В августе 1919 года части Донского казачьего конного корпуса во главе с Мироновым самовольно выступили из Саранска на Южный фронт для борьбы с Деникиным. Сам Миронов и его ближайшие соратники были за это арестованы, а бойцы и командиры размещены в специальных лагерях.
Дмитрий Карпович ездил в тот лагерь и привез оттуда больного сына. Ивана должны были вскоре расстрелять, но не потому, что он был в чем-то виновен. Оговорили безусого пацана. Расстреливали таких по нескольку человек ежедневно, всякий раз утром, без суда. Сына отдали за заслуги отца перед Красной Армией. Незадолго до этого в одном из хуторов Ярыженской станицы объявилась невесть кому принадлежавшая батарея: то ли красным, то ли белым, то ли бандитам. В тот вечер казаки хутора Горшовка отмечали чьи-то крестины. Вот и решили на хмельную голову отбить три трехдюймовых орудия у вечно пьяных батарейцев. Десять верст проскакали одним махом, чуть коней не загнали, ворвались в сонный хутор под утро. Незадачливые артиллеристы разбежались кто куда. Их потом так и не смогли отыскать. Утром протрезвели, стали рядить, что делать с пушками. А тут подоспел небольшой конный отряд красных, им и передали трофеи. Эти «заслуги» спасли жизнь Ивану Дмитриевичу. Судьба!
Дед лишь одно пожелание высказал внуку: «На службу не напрашивайся и от службы не отказывайся».
Больше не смог говорить казак-атаманец, обнял Сергея и заплакал.
Зато дедушка Михаил Михайлович общался с внуком долго. Невысокий, седенький, он положил руку на колено сидевшему на диване Сергею и говорил о боге. Это была его любимая тема. Дед соблюдал все посты, отмечал церковные праздники, крестился и читал молитвы перед сном, завтраком и обедом. Вот и теперь он говорил внуку о святой вере, спрашивал его:
— Ты в бога веришь?
— Нет, я не верю в то, чего нельзя понять.
— Верят в бога сердцем, а не умом. Он в убеждениях, а не в конкретном облике. В сердце все добрые начала, разум порождает сомненья, зло всякое. Вера дает душевный покой, радость жизни, она должна преобладать над мыслью. Ты в бога не веришь, как знаешь, — сказал Михаил Михайлович, — но когда тебе придется туго, будет очень опасно, перекрестись, помолись Господу хотя бы мысленно, смотришь, он и отведет от тебя беду.