Однако на заседании Политбюро, которое вел Черненко, мое выступление прозвучало гласом вопиющего в пустыне — никто не стал спорить с Устиновым. В результате спустя более суток после случившегося было опубликовано следующее несуразное сообщение ТАСС: “В ночь с 31 августа на 1 сентября с. г. самолет неустановленной принадлежности со стороны Тихого океана вошел в воздушное пространство Советского Союза над полуостровом Камчатка, затем вторично нарушил воздушное пространство СССР над островом Сахалин. При этом самолет летел без аэронавигационных огней, на запросы не отвечал и в связь с радиодиспетчерской службой не вступал. Поднятые навстречу самолету-нарушителю истребители ПВО пытались оказать помощь в выводе его на ближайший аэродром. Однако самолет-нарушитель на подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полет в сторону Японского моря”»{402}.
Через несколько дней вышедший из больницы Андропов сказал находившемуся в Москве Добрынину все, что думал «о тупоголовых генералах, поставивших наши отношения с США, столь трудно налаживаемые, на грань полного разрыва».
Когда советские генералы на пресс-конференции привели убедительные доводы в пользу своей версии, никто в мире не стал их слушать.
(В 1993 году по указанию президента России Б.Н. Ельцина были переданы в ИКАО все материалы и документы о гибели корейского самолета, и эта международная организация официально объявила, что снимает все обвинения с Советского Союза, которые выдвигались рейгановской администрацией.)
На фоне трагедии с пассажирским самолетом присуждение Нобелевской премии мира руководителю польского профсоюза «Солидарность» Леху Валенсе стало еще одним ударом по Москве.
Положение становилось все тревожнее. 2— 11 ноября НАТО провело крупное командное учение «Эйбл Арчер-83», в ответ на которое советское командование, опасаясь ядерного удара, задействовало через все зарубежные резидентуры внешней разведки операцию РАЯН (ракетно-ядерное нападение), приготовившись отражать удар. Причем советские дипломатические миссии о ней не были проинформированы.
В Мадриде на встрече с Громыко Государственный секретарь Шульц пытался навязать обсуждение темы о правах человека и об инциденте с самолетом, что не входило в повестку дня. Обычно уравновешенный Андрей Андреевич швырнул свои очки на стол, да так сильно, что чуть не разбил их.