Вместо этого А.А. Громыко, с мастерством знающего свое дело дипломата, сосредоточивался на описании личных качеств М.С. Горбачева. Он говорил, что это человек принципов, сильных убеждений; что он всегда умеет находить такие решения, которые отвечают линии партии; что он очень хорошо и быстро схватывает суть процессов, которые происходят внутри нашей страны; что этот человек умеет аналитически подходить к проблемам; что у него партийный подход к людям. Был сделан также намек, что избрание Михаила Сергеевича позволит сохранить единство Центрального Комитета и Политбюро, к вящему огорчению наших политических противников за рубежом»{419}.
Пленум избрал Горбачева генеральным секретарем. Лигачев, Чебриков и Рыжков стали членами Политбюро, сразу установив в нем численный перевес сторонников Горбачева.
Помощник Лигачева не преувеличивал, выступление Громыко действительно было пропагандистским и вовсе не аналитическим. Да и нечего было анализировать: провинциальный партийный руководитель, каким был Горбачев, отличался молодостью, работоспособностью, энергией, внешней скромностью, здоровьем. И общество с ликованием восприняло нового лидера, который в считаные недели стал кумиром.
Романов, который в содержательном плане был сильнее, практически не имел шансов: он принадлежал к уходящему поколению. Через три месяца Горбачев отправил соперника на пенсию «по состоянию здоровья», начав таким образом радикальную чистку высшего руководства.
Думал ли о себе Андрей Андреевич, что он тоже в любом случае будет вскоре вытеснен из внешней политики, станет декоративной фигурой, а потом и вовсе уйдет на пенсию?
Он сделал все, что было в его силах и что диктовалось условиями времени. На нем лежали не только достижения уходящей эпохи, но и ее грехи — в том числе и ненахождение достойного выхода из противостояния со всем миром — Америкой, Европой, Китаем.
Андрей Андреевич не знал, что во время пленума Горбачев встречался с Добрыниным и не скрывал от посла, что «недоволен консервативным и догматическим подходом Громыко к кардинальным вопросам внешней политики СССР, в частности, на американском направлении»{420}.
Сильным мира сего редко удается уловить момент перехода настоящего времени в прошедшее. Новое время просто накрывает их вдруг нагрянувшей волной и утаскивает с пьедестала куда-то в исторические архивы, иногда предоставляя возможность поразмыслить о собственных ошибках, человеческой неблагодарности и железном ходе Истории.
Однако, кроме личных качеств и управленческого опыта нового генерального секретаря, который работал только в комсомольских и партийных органах, были и иные обстоятельства, определяющие положение этого человека как «орудия истории». На одно из них обратил внимание философ Александр Зиновьев, указав на самое слабое место в системе власти в СССР, заключавшееся в фигуре генерального секретаря ЦК КПСС: «Проведите своего человека в Генсеки, т. е. захватите эту ключевую позицию, и вы захватите все советское общество. Генсек развалит Политбюро и с его помощью весь ЦК. Это приведет к распаду всего аппарата КПСС. Распад КПСС приведет к распаду всей системы государственности, а развал последней — к развалу всей страны. Так уж этот социальный организм устроен!»{421}
Нет, Горбачев, разумеется, не был прислан в Москву из Лондона или Вашингтона, он был продуктом советского исторического процесса. Возможно, не магистрального направления, а ответвления.
Видимо, не случайно в ноябре 1991 года, менее чем за месяц до своей отставки с поста президента СССР, Горбачев «назвал себя диссидентом с 1953 г».{422}.
Обвал
Продолжалась направленная против экономики СССР операция, проводимая неутомимым директором ЦРУ Уильямом Колби, который, получив полную поддержку Рейгана, вел конструктивные переговоры с финансистами, нефтяниками, руководителями западноевропейских и ближневосточных стран, ближайшим окружением папы римского, создавал невидимую экономическую и политическую реальность. Для проникновения в среду польской оппозиции были задействованы возможности Ватикана и израильской разведки.