И на этом фоне Московская конференция министров иностранных дел, октябрь 43-го года, и особенно Тегеран, ноябрь—декабрь 43-го года, приобретали исключительно важное значение. Готовясь к этой конференции, Рузвельт столкнулся с таким фактом. Его дезинформировали не только англичане, но и собственные дипломаты и военные. Американский военный атташе информировал, что Сталин якобы склоняется к британскому варианту высадки на Балканах. Когда Рузвельт этот вопрос перед Сталиным поставил в Тегеране, Сталин сказал — Балканы для нас вообще не играют никакой роли, это вообще второстепенный в данной ситуации вопрос. Если вы хотите внести решающий вклад в скорое поражение Германии, вы должны высаживаться на севере Франции.
С моей точки зрения, Тегеранская конференция чрезвычайно важна еще и в таком аспекте. Она определила не только межу между англичанами и американцами. Американцы сказали: мы на этой пуповине британской висеть дальше не можем и не будем. Если англичане не готовы участвовать в открытии второго фронта во Франции, мы этот фронт без англичан откроем»{118}.
Тегеранская конференция как союз Рузвельта и Сталина против Черчилля
Следующий этап нашей истории — встреча Рузвельта, Черчилля и Сталина в Тегеране в конце 1943 года. Громыко на ней не было, но именно там Сталин сказал Рузвельту, что доволен работой советского посла. Нет, советский руководитель не упускал возможности показать, что был прав, назначая нашего героя. И Рузвельт в ответ только кивнул головой, согласившись с мнением Сталина. Теперь скрытый спор по поводу Громыко отошел в прошлое, и надо было, пока не поздно, заняться урегулированием возможных послевоенных противоречий, которые, как все понимали, приближались с той скоростью, с какой продвигалась на запад Красная армия.
Первоначально в планах Рузвельта местом встречи (причем без Черчилля) фигурировала Аляска, однако Сталин не хотел уезжать из Москвы столь далеко. 25 октября 1943 года он принял в Кремле Государственного секретаря США К. Хэлла и министра иностранных дел Великобритании А. Идена. Сталин предложил, что, быть может, следовало бы отложить встречу руководителей трех держав хотя бы до весны. Все понимали, что оттяжка переговоров еще больше осложнит ситуацию.
Первым возразил Хэлл, заявив, что, по мнению Рузвельта, сейчас самое подходящее время для встречи, так как если она не состоится, народы союзных стран будут глубоко разочарованы. Встреча должна закрепить единство трех великих держав, это обеспечит дальнейшее сотрудничество в войне и в послевоенный период.
Более того, продолжал Хэлл, существует опасность, что если ждать окончания войны, то «народы во всех демократических странах разбредутся в разные стороны, разногласия их усилятся», чем «воспользуются различные элементы и отдельные представители общественных групп, также и некоторые личности».
Все было высказано достаточно откровенно: у Москвы не было лучшего союзника, чем Рузвельт, поэтому нечего ждать, что его возможные преемники будут проводить такой же курс.
Но у Сталина на первом плане стояли военные проблемы, в том числе и открытие второго фронта. Он ничего не обещал, только заметил, что внимательно изучит этот вопрос.
Хэлл понял и заметил, что, «хотя он и президент Рузвельт считают такую встречу важной, они, конечно, понимают, что приоритет должен быть отдан задачам ведения войны». Однако он настаивал, чтобы на данной конференции была подписана Декларация четырех.
Сталин снова сказал, что подумает. Он понимает необходимость встречи трех лидеров, но все его внимание сосредоточено на фронтах, где Красная армия проводит важные операции. По его мнению, необходимо использовать возможность нанести серьезное поражение германским армиям. Соотношение сил сейчас в пользу Красной армии, у нее есть резервы для ведения долговременных операций, а у немцев их уже нет.
Другими словами, он показывал, что без решения главной для СССР проблемы — «избавиться на длительное время от германской угрозы» — ему будет трудно говорить об ином.
Чего же хотели союзники? Ни более ни менее, как создать в Центральной и Восточной Европе федерации малых и средних государств. Однако Молотов отверг эту идею, она напоминала о «санитарном кордоне» 20—30-х годов, запирающем СССР.
30 октября гостей пригласили в Кремль на торжественный обед. Здесь Сталин преподнес американцам приятный сюрприз, благодаря чему получил весомое преимущество на будущих переговорах «Большой тройки». Вот как вспоминал об этом переводчик Сталина: