— Ладно, дай-ка мне мои бумаги, хочу посмотреть что там и как.
— Опасаюсь я.
— Чего ты опасаешься?
— Схватите вы бумаги, да и дадите тягу. Я с вами и не справлюсь.
— Чудак ты человек. Ну скажи, Авдей Власьевич, кто мне помешает прямо сейчас на тебя броситься и отнять? Не трясись. Я тебе слово дал, что не сбегу, значит не убегу. Ха! Беглый я не смогу своим обидчикам отомстить, кроме как поубивать их, а убивать глупо. Пусть они после моей мести поживут и помучаются, авось сами на себя руки наложат. Давай бумаги, Авдей Власьевич, не бойся.
Авдей помялся, подумал, но всё же сходил к телеге, принёс деревянный ларчик. В ларце оказалась стопка бумаг, из которых он взял пять листков, перевязанных суровой ниткой и с поклоном подал мне.
— Спасибо, Авдей Власьевич. Да, скажи-ка мне какое нынче число?
— И того не помните, Юрий Сергеевич? Нынче двадцатое мая одна тысяча семьсот семьдесят четвертого года.
— Благодарю.
Бумаги оказались крайне интересными: выписка из церковно-приходской книги о рождении младенца мужского пола… Выходит мне сейчас ровно двадцать один год. Православного вероисповедания, сомнений в благонадёжности нет, холост, здоров, физических изъянов не имею. День рождения был как раз вчера. Хороший же подарок преподнёс подлец Прокопка. С другой стороны, хорошо что не убил, это тоже своего рода подарок. Другая бумага повествовала о том, что Булгаков Юрий сын Сергеев, из дворовых людей, обученный грамоте, счёту, игре на музыкальных инструментах и портняжному ремеслу, отдаётся в рекруты согласно каким-то там положениям и статьям. Ещё в одной бумаге говорилось, что я кроме русского владею татарским, турецким, немецким и французским языками, изрядно стреляю из ружья, штуцера и пистолета. Ещё одна бумага была выпиской из ревизской сказки о том, что меня забирают в рекруты, и сию бумагу нужно вернуть обратно в уездную канцелярию с отметкой, что меня таки приняли на военную службу, для оформления вычета по налогообложению.
Написано было куда более цветисто и витиевато, но я привычно перевел словесные кружева восемнадцатого века в понятные для себя слова. Что же, нужно искать такой вариант действий, чтобы не навредить моему недобровольному помощнику
— Значит так, Авдей Власьевич, — говорю я, возвращая бумаги Авдею. — Действуем согласно такому плану: движемся как можно быстрее на сборный пункт, ты передаёшь меня начальнику воинской команды, на этом твои обязательства перед секретарём губернатора исчерпываются. Но мне будет нужна твоя помощь. Окажешь??
— Всё, что в моих силах, Юрий Сергеевич, ежели, конечно, оно не будет противоречить закону и не восстановит против меня его высокоблагородие господина исправника.
— Не беспокойся, не будет. Во-первых, ты постараешься узнать, где находится завещание моего батюшки, или, по крайней мере, кого мой отец назначил душеприказчиком.
— Сие нетрудно.
— Второе: извести о моём положении господина исправника, но при этом уведоми его, что военной службы я не боюсь, и даже имею надежду на ней хорошо устроиться. Пусть его высокоблагородие не волнуется понапрасну.
— И сие весьма нетрудно.
— Есть у меня ещё вопрос, даже не знаю как его задать… Скажи, Авдей Власьевич, а почему ты мне помогаешь?
— Известное дело почему: ваш батюшка ссудил меня полста рублями на лечение моих родителей и сестер. Деньги впрок пошли, все выздоровели, все здравствуют до сих пор. И по своему великодушию Сергей Юрьевич простил мне этот долг, поскольку мне таких деньжищ вовек не заработать. И даже услуг с меня Сергей Юрьевич не просил взамен денег.
— Если не секрет, за что тебя отмечал мой отец?
— Тут такое дело… Когда пять лет назад пропала ваша матушка, никто, даже полиция не смогли её отыскать. А я отыскал разбойников, что её похитили, и вооружённых людей Сергея Юрьевича к тому разбойничьему вертепу сопроводил, и даже сам с пистолью в оцеплении стоял. Стрелять, врать уж не буду, мне не довелось. Всё Сергей Юрьевич с тремя сотоварищами совершил, всех разбойников изничтожил. Я же потом тайник, где ваша матушка была, нашёл. Я же её глазки и закрыл, поскольку она на моих руках дух испустила. Потом, сильно позже, я выяснил, что похитить вашу матушку подрядила жена Сергея Юрьевича, но барыня к тому времени скончалась. Розыском я занимался во внеслужебное время, с ведома его высокоблагородия исправника.
Да-а-а… Экие страсти творятся в казалось бы сонной провинции! Здесь закручиваются сюжеты достойные самого Шекспира, жаль только, что никто пока не берётся описывать здешние драмы и трагедии, а до Лескова с его «Леди Макбет Мценского уезда» чуть ли ещё не целый век.