Сразу после отъезда даю команду:
— Рысью марш!
И в колонну по три порысили в сторону Питера. Спустя час дал команду сменить лошадей, утомлённых оставили в каком-то постоялом дворе. Хозяину, который попытался возразить, я, ни говоря дурного слова, съездил кулаком в рыло.
— Если хоть одна лошадка заболеет, я тебя, сукин кот, лично повешу, — не повышая голоса предупредил наглого халдея.
Снова в седло, и спустя ещё чуть менее часа подъехали к Зимнему дворцу. В карауле стояли семёновцы, это хорошо. Почему-то я сильно не люблю измайловцев и преображенцев, а вот к семёновцам такой неприязни не было. В чём тут причина не знаю: по здравому размышлению все они одним миром мазаны, все разбалованные белоручки, в большинстве своём давненько не бывавшие на реальной войне. Ничего! Скоро вы получите суровые уроки любви к Родине!
— Начальника караула ко мне! — с седла скомандовал караульным.
Спустя всего лишь минуту навстречу вышел майор.
— Господин майор, сегодня произошла трагедия: на охоте упала с коня и погибла её императорское величество Екатерина Алексеевна. Его императорское величество Павел Первый прислал его сиятельство графа Разумовского изъять и опечатать бумаги императрицы Екатерины, а также опечатать личные императорские архивы. Вот мои полномочия.
Протянул майору приказ Павла Первого. Майор, бегло прочитав бумагу, возвратил её мне и вытянулся по стойке смирно:
— Господин полковник, ваше сиятельство, извольте следовать за мной!
В кабинете императрицы нас встретил невзрачный мужичонка в блестящем мундире. Вернее так: мужчина внешне высок и статен, лицо правильное, но общее впечатление какое-то неприятное. Ставлю рупь за сто: этот конторский деятель или педофил, или педераст, или ещё какой извращенец. Жизненный опыт учит прикладной физиогномике.
— С кем имею честь? — спросил конторский.
Подал ему приказ и повторил то, что сказал майору:
— Её императорское величество Екатерины Алексеевна приказала долго жить. Его императорское величество Павел Первый прислал его сиятельство графа Разумовского изъять и опечатать бумаги императрицы Екатерины, а также опечатать личные императорские архивы. Вот мои полномочия.
— Действительный тайный советник Иван Иванович Бецкой, — представился мужчина и чуточку помолчав, добавил. — Следуйте за мной.
Бецкой вскрыл большой деревянный шкаф и указал рукой:
— Это текущие документы, ожидающие рассмотрения и подписи императрицы. Будете изымать?
— Шкаф кажется надёжным, мы его просто опечатаем, — ответил Разумовский.
Приспособления для опечатывания Бецкой вынул из комода, и шкаф был опечатан тремя нашими личными печатями.
— Вас что-то интересует особо?
— Да. Нас интересует личная переписка её величества, а главное – проекты и подлинники завещаний Екатерины Алексеевны, а также проекты законов о престолонаследии, если таковые существуют, — сказал я, а Разумовский как-то тоскливо и злобно покосился на меня. Впрочем, это выражение продержалось на его лице буквально несколько секунд, но я успел его отметить.
Бецкой подошел к стене и отодвинул деревянную панель. За ней оказалась стальная дверь сейфа. Из него мы вынули с десяток кожаных папок разной степени наполненности. Отдельно Бецкой подал нам богато инкрустированный ларец:
— Это черновики и подлинники завещаний её императорского величества.
— Ваше высокопревосходительство, у вас найдутся кофры для перевозки дипломатической почты?
— Имеются, полковник. Следуйте за мной.
Мы отошли на несколько шагов, и Бецкой достал из другого комода пачку аккуратно сложенных парусиновых кофров с железными задвижками на горловинах. Всё это время я боковым зрением следил за Разумовским, и не ошибся: воровато оглянувшись на нас, граф быстро свернул в трубку два листа и сунул в рукав.
— Секундочку, ваше высокопревосходительство, — извинился я и направился к Разумовскому, вынимая из кобуры пистолет.
— Андрей Кириллович, извольте вернуть на место бумаги, которые вы украли.
— Что вы себе позволяете, капитан?
— С вашего позволения, полковник гвардии. Достаньте из левого рукава бумаги и верните их в папку, — мой пистолет уже смотрел в переносицу графу. — Считаю до трёх. Раз!
— Будь ты проклят, быдло! — с этими словами Разумовский вытащил бумаги из рукава и бросил в папку.
— Я природный русский дворянин, а как раз ты прямой потомок малорусского быдла. Ты никчемная безродная тварь, неспособная даже исполнить предательство своего господина и благодетеля.