Выбрать главу

— Кроме того, возможна индивидуальная непереносимость. Оно надо, чтобы твоё лицо покрылось пятнами или прыщами? Салфетки у тебя имеются?

— В правом ящике.

Я достал из ящика стола льняную салфетку и повязал на грудь.

— Смотри, как всё просто.

Понимая, что предстоит демонстрация действия бритвенного станка, я испытывал свой, удаляя волосы на руках, ногах и груди. На физиономии красовалась трёхдневная щетина, что в это время в обществе не почиталось за небритость. Правда, во дворце требования были намного строже.

Пена нанесена, теперь удаляю её станком, про себя отметив, что ручку следует сделать с рифлением. Та ручка что есть, слегка скользит в руках, приходится слишком сильно её удерживать. Прошлый раз я как-то не обратил внимания на недостаточную ухватистость инструмента. Ну да ладно, это рабочий момент.

Павел, видя как моя разбойничья морда превращается в цивилизованное лицо выразил большое удовольствие:

— Вот как всё просто!

Побрившись, уступил место Павлу. Он всё видел, и теперь сноровисто повторил мои действия: взбил пену, нанёс её на лицо и теперь старательно водил станком по лицу.

— Как ощущения?

— Знаешь, гораздо лучше, чем при бритье обычной бритвой, и это при том, что обычной орудует мастер своего дела. Теперь я и вправду буду бриться самостоятельно.

— Не забудь всё это продемонстрировать Наталье Алексеевне. Женщины очень ценят интимные знаки внимания.

Павел только кивнул, приняв совет профессионала обольщения: при дворце я почему-то считаюсь неотразимым Казановой, хотя именно здесь я практически святой – все свои интрижки и шашни осуществляю вне дворца, так сказать, на вольном выпасе.

Когда мы вернулись, Наталья Алексеевна встала с кресла и подошла к супругу:

— Ты позволишь?

— Да-да, конечно!

— Изумительно чистое и гладкое бритьё, — нежно ведя по лицу Павла рукой проговорила Наталья.

Я опять восхитился и умилился: до чего же они чудесная пара!

— Ваши императорские величества, вы всё ещё желаете получить государственный гимн державы? — спросил я Павла и Наталью рядом с ним.

— Разумеется, желаем. У тебя готово?

— Готово. Потому и спрашиваю.

— Тогда пойдёмте в белую гостиную, там стоит прекрасный рояль, — решила Наталья. — Ты владеешь фортепиано, Юрий Сергеевич?

— До виртуозного исполнителя мне далеко, но кое-что умею.

Мы перешли в другую комнату, причём все придворные вереницей потянулись за нами.

Рояль мне понравился с первого взгляда, а после первой ноты я вообще в него влюбился: воистину этот инструмент творение выдающихся мастеров.

— Прошу строго не судить, или, по крайней мере, колотить, но не очень больно.

Пробежал пальцами по клавиатуре, отыграл вступление, в котором любой узнает «Гимн великому городу» Рейнгольда Морицевича Глиэра. Ничего, Глиэр, если он родится и станет композитором, сочинит другой гимн Ленинграда. Зато я совершенно самостоятельно сочинил текст гимна на эту мелодию, как раз сейчас его спел:

Моя страна, ты красуйся пред всем миром Сквозь мглу веков к правде мы идём. Наш общий дом, отчий дом –Россия, Одной тебе славу мы поём!

— Прекрасно! — захлопал в ладоши Павел. — Именно то, что надо: мелодия, без преувеличения, гениальная, а слова как раз такие, какие и нужны: простенькие, запоминающиеся и передающие саму идею гимна.

Вообще-то сначала я собирался предложить в качестве гимна «Боже царя храни», но передумал и вот почему: в тексте там говорилось только о царе, а о стране – ни слова. Это неправильно. Не страна должна быть для руководителя, а наоборот – руководитель должен быть для страны. Зачем стране бездарный и упёртый монарх? Французы укоротили на башку своего Луи, а до того англичане сделали то же самое с Карлом, а всё почему? Да потому что эти властители стали не только бесполезны для страны, но и вредны. Мы несколько позже тоже немножко къебенизировали Николашку Кровавого, и надо сказать эта операция, кстати, не вызвавшая почти никакой реакции народа, пошла на пользу стране. Вывод, который я сделал на основании этих размышлений таков: в гимне имя или должность правителя не должны упоминаться вообще. Гимн должен быть о высших ценностях народа и державы в целом, поэтому в нём поётся о правде, чести, славе, трудах и верности – всё остальное глубоко вторично.

— Юрий Сергеевич, — озадачил меня Павел Петрович. — Мы немного поспорили с Натальей Алексеевной, теперь желаем привлечь тебя в качестве независимого судьи.

— Буду рад оказать вам такую услугу, но прошу помнить: моё мнение – это всего лишь моё мнение как частного лица, и на государственный уровень мышления я никак не претендую.