— Да, теперь и палкой до его носа не достанешь, — насмешливо бормотнул японец и начал заводить мотор. — Знаем таких выскочек, знаем… У самого такой. Родителей потом и знать не хотят, стыдятся.
Мотор сильно затарахтел, и теперь не было слышно, что еще говорил японец. А то, что повторял, усмехаясь, отец Пуола, разбирали или догадывались о смысле по губам:
— Нет, мой не такой… Мой — ого! Он еще маленьким был, а я уже говорил жене: «О, этот вырвикишка далеко пойдет!» И видите — правда. Даст бог еще женится на богатой…
Моторка делала резкий крен то вправо, то влево, пока выбиралась на простор, и приходилось хвататься за борт, чтоб не вывалиться. А Джива продолжал хвалиться Пуолом: какой красивый… какой смелый… какой способный в грамоте.
— Да чушь все это! — точно с привязи сорвался Янг. — И Пуола уже нет больше! Его убила и утопила в море триада! Мы видели, как полиция его доставала!
Радж схватил его одной рукой за затылок, другой зажал рот, но Янг вырывался и мычал, кричал, пока не выкричался. А Джива привалился спиной к ящику, начал хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Радж оттолкнул от себя Янга — «Д-ур-рень!» Бросился к Дживе, зачерпнул ладонью воды, плеснул ему на лицо.
Наконец Джива начал глядеть нормально, но дышал со стоном.
— Что с ним? — прокричал с кормы японец, держа руку за спиной на рычаге руля. — Живой хоть? Не дай бог, еще один покойник будет на лодке, тогда придется лодку менять. Злой дух поселился в ней.
— Ничего, хозяин… Простите меня, хозяин… — Джива постарался сесть. А Радж вернулся, балансируя руками, на свое место. Лодка уже вышла в открытое море, и волны тихонько плескали через борта, пришлось и ему и Янгу взяться за жестяные банки, вычерпывать между шпангоутами воду. — Хозяин, вы слышите? Мне уже совсем хорошо… Я еще крепкий, вы меня не прогоняйте. Я еще все могу делать… — И не выдержал, заплакал, трясясь всем телом и горбясь.
Янгу было больно и стыдно, хоть за борт кидайся.
5Натачу с отцом нашли километрах в пяти от Компонга, на кокосовой плантации. Это километра четыре по той дороге, по какой шли на болото искать свободные земли, и еще влево с километр. Издалека почуяли запах дыма и сладковато-приторный дух горячей, только что из печи копры. Увидели на краю плантации и поветь из пальмовых и банановых листьев — длинную, не такие шалашики, какие делали у них на Биргусе над ямками-жаровнями. Возле повети стояла двуколка, запряженная осликом. Усатый парень в шляпе сбрасывал с повозки подвезенные орехи.
Подошли ближе и узнали: первый мужчина за повозкой Амат, Натачин отец. Берет по ореху и долбит им об острый, вбитый в землю кол, очищает с ореха волокнистую кожуру — копру. Голенькие орехи, без рубашек, с костяным звуком падают под ноги другому мужчине. А тот взмахивает широким и длинным ножом-парангом — рубит очищенные орехи пополам, бросает половинки к повети.
Поздоровались горячо, Амат и Радж даже обнялись, причем Амат комично оттопыривал ладони, клейкие от скорлупы — чтоб не испачкать одежду гостя. А с Янгом Амат поздоровался иначе — прижался лбом к его лбу, будто хотел сделать «буки-буки», боднуть рогами, потом выставил пальцы буквой "V" и уколол ими Янга в живот. Хорошее настроение было у Амата!
— Дядя, а где Натача? — спросил Янг, увертываясь, спасая свой живот.
— А вон, под кустами. Там и мать… Копру выколупывают.
Янг оставил Раджа разговаривать с Аматом, который снова схватил орех и начал бить его об кол, а сам повернул за поветь.
Натача с матерью сидели под развесистым кустом бугенвиллей и выковыривали из еще горячих половинок скорлупы сухие рыжие сморщенные куски ядра — ту самую копру. Натача и так темная негритка, да еще измазалась… Янг не выдержал, расхохотался.
— О-ой, Я-янг?! — будто пропела Натача. — Ты что, с неба свалился? — и засветилась вся, застеснялась. — Мама, гляди, а Янг вырос! Ей-богу, даже усики обозначились.
Тут уж Янг застыдился: ну да, еще что выдумала. А вслух сказал:
— Мне сегодня двенадцать лет исполнилось.
И лучше бы не говорил: эта вертушка вскочила на ноги и… чмок Янга в щеку, чмок в… Нет, в другую щеку не успела поцеловать, Янг отшатнулся — и еще больше застыдился.
— Я поздравляю тебя!.. Мы с мамой поздравляем. Только подарить тебе нечего. На, хоть копры погрызи… Может, еще не завтракал сегодня.