Судир:
— Это легко было сделать. Как и с тем… Я же на месте… А зачем?
Ловец:
— Закон есть закон.
Судир:
— Я убедил тогда… Шеф передал, что согласен подождать. Он нам еще понадобится… Особенно теперь.
Ловец:
— Ну — гляди. Сам знаешь, что на карту поставлено. Потом поздно будет раскаиваться!
Судир:
— В любой момент успею. Он не доносчик, в полицию не бегал. И в больницу тогда не ходил… В работе старательный… Потенциальный дрессировщик.
Скрипнула и стукнула дверь «резиденции» Судира. Голоса звучали теперь совсем глухо. И Радж понял акустический фокус: слышно только тогда, когда открыта дверь в персональную Судирову душевую.
О ком сейчас говорил, кого имел в виду Судир? Опять какие-то подозрительные разговоры, неведомые планы.
У Судира зашумела, заплескала вода. То ли он сам, то ли гость пошел полоскаться.
«В город надо… Купить чего-нибудь, хоть макаронов каких-либо… Масла еще немного есть…» — думал Радж, закрывая кладовку.
Возле проходной слышен гомон. Сторожиха упрямо, повышенным голосом повторяла:
— Никакого Абдуллы я не видела! И Янга нет… С самого утра я тут — нет, не видела!
— Санта Мария! Да ему же некуда больше ходить! Это друг Янга, амико… И собачка с ним черная была, кудрявая такая…
— Ни кудрявой, ни простоволосой не видела. А на территорию не пущу, мадама. Все!
Раджу тоже пришлось выслушать их разговор и подтвердить, что мальчиков действительно нет. Он сам хотел бы знать, где они шатаются.
— Это ужасно! У него сердца нет — морить Тото целый день голодом… Вы брат Янга? Так похо-о-о-жи… Скажу вам комплименто: вы очень приятный молодой человек… Будьте добры, явится Абдулла — пошлите его поскорей в отель. И скажите этому разбойнику, что у меня начинается нервное истощение от его фокусов… Я уже не могу распоряжаться своим временем, все жду его! Я не отдыхаю, а только переживаю и волнуюсь! Это не просто комико, это партиджано… Снял с плечиков мое самое лучшее платье — полмиллиона лир заплатила! А свое тряпье повесил в шкафу. Одно тряпье, одна грязь, в мусоропровод надо было выкинуть. Я же ему новое все купила! А он…
Некогда было слушать словоохотливую итальянку. Радж пообещал сделать все так, как синьора просит, и откланялся.
Почти час прошел, пока он вернулся назад. Про тренировку каратистов так и не вспомнил, а сегодня ведь надо было идти к мистеру Ромешу в подвал.
Итальянки возле проходной не было. Он внимательно посмотрел на сторожиху. Та поняла его взгляд.
— Не было, не появился еще.
«А разве они пойдут через ворота? Они с моря подплывут». Радж все еще надеялся, что приключения мальчиков закончатся благополучно. Он и представить не мог, где они сейчас находятся и что могло случиться.
Он и макароны сварил, и остыть они успели. Снова подогрел их и ел один, а они росли во рту, застревали в горле. Солнце уже село, стремительно надвигалась темнота. Включил свет, и в открытую дверь хлынули малые и большие толстобрюхие бабочки. Напряженно прислушивался к звукам на море, на аллеях дельфинария. И наконец услышал женские голоса, всхлипывание. Заскрипел бамбуковый настил на мостике.
— Вот тут… Вон дверь открыта… — послышался голос сторожихи.
Радж выскочил за дверь, но женщины уже не увидел — ушла назад, к проходной. В полосу света вступила кудрявая смуглянка — заплаканная, удрученная, в какой-то оборванной сверху, словно обгрызенной, юбочке.
— Натача?! — узнал Радж. Схватил за руку, стремительно потащил в кладовку. — Как ты тут оказалась?
Натача согнулась, закрыв лицо руками, сотрясаясь от рыданий.
Глава третья
Толчки были не грубые, но сильные, продолжительные — больше под грудь и живот, порой доставалось и подбородку и носу — чуть не пошла кровь.
Это тогда, когда он глубоко зарывался лицом в воду и мог захлебнуться. Янг еще окончательно не пришел в сознание, но уже чувствовал, как горло отпустила судорожная спазма, как дикий, со рвотой кашель словно когтями раздирал горло и бронхи. Когда же смог воспринимать окружающее немного яснее, ощутил боль в груди, в животе, в черепе. Невыносимой болью ныли суставы, тупо дергались мышцы на руках и на ногах, щемящий зуд терзал всю кожу. Между икрой и щиколоткой на левой ноге жгло как огнем — кожа там, должно быть, была содрана.