Это безумие, недоумевал Спенсер. Надо всегда оставлять за собой зацепку, возможность поторговаться. Нельзя доверять другим людям, не говоря уж о корпорациях, да еще так безоговорочно, как намеревался Хадсон. Особенно нельзя доверять компании, из которой тебя вышвырнули пятнадцать лет назад за работу над этой самой концепцией.
Какое нелепое и трагичное стечение обстоятельств!
Корпорация «Прошлое» даже не догадывалась, куда метит Хадсон. А Хадсон, в свою очередь, был обречен на молчание из-за того, что не продвинулся достаточно далеко, чтобы проникнуться уверенностью в концепции или хотя бы себе самом. Даже если бы он попытался выложить все начистоту, — над ним лишь посмеялись бы, ведь его репутация не могла подтвердить основательность столь вопиющих мечтаний.
Сидя за столом, Спенсер вспоминал домик на Гринвич-стрит, где жизненное пространство человека стиснулось до размеров одной комнаты; в остальных же шаром покати; нигде ни следа удобств и уюта. Должно быть, вся мебель из этих комнат, все скопленное за многие годы добро было мало-помалу распродано — один драгоценный предмет за другим, чтобы кухонные полки не опустели.
Этот человек отдался мечте всей душой, ушел в мечту и жил одной лишь мечтой так долго, что она заменила ему все остальное. Наверное, он знал, что вот-вот умрет.
Не удивительно, что вынужденное ожидание тревожило его.
Отодвинув рукопись Хадсона в сторону, Спенсер взялся за рукописные пометки. Страницы заполнены неразборчивыми карандашными строчками, длинными шеренгами математических формул, торопливо набросанных схем. Это вряд ли пригодится.
Интересно, а как же другая рукопись — та, что осталась в папке, касающаяся этики? Она не может не состоять в тесной взаимосвязи с концепцией Хадсона. Быть может, она содержит нечто существенное, сказывающееся на новом подходе к проблеме?
До сей поры вся этика путешествий во времени волей-неволей сводилась в основном к обширному списку всяческих «не»:
«Не вывези человека из прошлого.
Не укради, доколе вещь не утрачена.
Не поведай никому из прошлого о существовании путешествий во времени.
Не вмешивайся никоим образом в течение событий прошлого.
Не пытайся войти в будущее — и не спрашивай почему, ибо вопрос этот непристоен».
Зажужжал зуммер. Спенсер щелкнул тумблером.
— Да, мисс Крейн?
— К вам пришел мистер Гарсайд. С ним мистер Гаукс и мистер Снелл. — В голосе ее проскользнули едва уловимые нотки удовлетворения.
— Ладно. Пригласите их.
Собрав бумаги со стола и спрятав их в портфель, он откинулся на спинку кресла, озирая входящих.
— Итак, джентльмены? Похоже, ко мне целая делегация.
Не успев договорить, Спенсер понял, что сморозил непристойность. Они даже не улыбнулись. Значит, дело плохо. Всякий раз, когда юридический и отдел связи с прессой сходятся вместе, жди беды.
Вошедшие расселись.
— Мы полагали, — начал Снелл в своей отработанной манере бывалого пресс-секретаря, — что если соберемся вместе и попытаемся обсудить…
Но Гаукс не дал ему договорить, с упреком бросив Спенсеру:
— Ты умудрился поставить нас в самое затруднительное положение!
— Да, я знаю, — не смутился тот. — Давайте перечислим повестку дня. Мой подчиненный доставил человека из прошлого. Другой человек скончался в моем кабинете. Я забыл о необходимости лебезить перед надутым индюком, заявившимся, чтобы помочь нам заправлять нашими делами.
— Уж больно ты легко к этому относишься, — отозвался Гарсайд.
— Пожалуй, что так, — охотно согласился Спенсер. — Давай скажем покрепче: мне на это плевать. Нельзя же позволять формировать свою политику, уступая напору силовых элементов.
— Сейчас ты, разумеется, говоришь о деле Равенхолта.
— Крис, — с энтузиазмом подхватил Снелл, — ты попал в самую точку. Вот шанс по-настоящему подкупить общественность. Мы имеем дело с такими вещами, в которых обывателю мерещится привкус колдовства. Естественно, он старается держаться от нас подальше.
— И что более существенно, — с беспокойством вставил Гаукс, — если мы завернем этот проект, этот…
— Проект «Бог», — подсказал Спенсер.
— Мне не очень-то по душе твои формулировочки.
— Ну так придумай название сам, — спокойно откликнулся Спенсер. — А мы его зовем именно так.
— Если мы не двинем его вперед, нас могут обвинить в атеизме.
— А откуда общественность узнает, что мы завернули его? — осведомился Спенсер.
— Уж будьте покойны, — с горечью проронил Снелл, — Равенхолт постарается на совесть, чтобы оповестить об этом свет.