Интересовавший нас объект оказался маленьким домиком, из тех, что строят на продажу. Он стоял у реки, отделяющей столицу от префектуры Тиба, под самой дамбой, и сооружен был из скверных стройматериалов. Не дом, а спичечный коробок, со всех сторон окруженный похожей «архитектурой». Я слышала, что обосновавшийся в нем герой-любовник работал на фабрике электротехнического оборудования. Дома он говорил, что идет в ночную смену, а сам отправлялся на свидание с той самой женщиной, которая приходила к нам. Об этом мне рассказывал дед. Сама она была замужем за владельцем фирмы, располагавшейся неподалеку и выпускавшей гофрированный картон. Интересно, захотел бы этот фирмач полюбоваться на ухажера своей дражайшей половины? Мои раздумья прервал дед, потянувший меня за рукав школьного платья. Рука его дрожала.
— Ничего не выйдет! Пойдем отсюда! А деньги вернем, скажем, не получилось.
— Ну что ты, дедушка. Мы должны. А то твоя страховщица разозлится и работы больше не будет.
— А если мы погорим на этом деле, меня снова посадят.
Я никак не ожидала, что дед такой трус. Прямо-таки не верилось, что он отваживался что-то там химичить с бонсаем. Дед, очевидно, считал, что работа должна быть в радость, служить продолжением любимых занятий. Может быть, я и сейчас, доживя до своих лет и получив возможность распоряжаться собой, могу сопротивляться невзгодам благодаря тому, что видела в тот раз деда в таком жалком состоянии. Оставив его подпирать телеграфный столб, я нажала кнопку домофона.
— Извините, я из женской школы Q. Из фотокружка. Хотела бы сфотографировать ваш дом. Можно?
До крыльца от ограды было не больше метра, по обе стороны калитки притулились чахлые рододендроны. Только им и хватило места. Дверь открылась, и на пороге возникла женщина лет тридцати пяти с маленькой девочкой, которую держала за руку. Я с интересом посмотрела на них: «Ага! Это, значит, и есть соперница насупленной симпатичной дамы. А это ее ребенок». Лицо в порядке — накрашено; в джинсах и молодежной спортивной куртке. Красивое лицо, белая кожа. Никогда бы не подумала. Девочка была в миленьком платьице в мелкий цветочек, хорошенькая, как китайская болонка, глазки — точь-в-точь мамины. Показав свой школьный билет, я сказала:
— Ничего, если я сделаю пару снимков вашего дома?
— А что в нем хорошего? — слащаво прошепелявила хозяйка.
Я подумала, что она и возрастом, и внешностью выгодно отличается от посетившей нас мрачной особы. Так что ее товарке-злюке вряд ли довелось бы удивиться в третий раз. Поснимав дом, я направила объектив на хозяйку и ее девочку:
— Можно на память?
Через фотоаппарат на меня смотрела воплощенная обманутая невинность — мама и дочка. Ужасно милые, похожие друг на друга как две капли воды — и лицом, и всем видом, — они как бы составляли единое целое. Однако мне куда больше нравились те две разгневанные дамы. У меня наверняка такая же натура. Потому что я терпеть не могу телячьего тупизма, когда люди живут просто так, в полном неведении о том, что вокруг них творится. Захотелось посмотреть на главу этой глупой семейки. Я даже всерьез собиралась спросить хозяйку, не покажет ли она мне своего супруга. Мне лишь хотелось взглянуть на него. Может, как раз после того случая я и начала приглядываться к мужикам, воображая, какие у нас могли бы получиться дети. Похоже, у меня мания на этой почве.
Вот такая жизнь была у нас с дедом — необычная, когда можно делать, что хочешь. Вольная. Незаметно я стала командовать дедом, вертеть им как угодно. На преступника он явно не тянул.
У деда было только одно желание — жить в мире бонсая в свое удовольствие. Не исключено, что ему было наплевать, что на бонсае можно наживаться, спекулировать. А прилипавшие к бонсаю деньги — всего лишь побочный продукт дедовой жизнедеятельности, совсем как средство избавления от корысти. Оглядываясь назад, могу сказать, что деда все время что-то беспокоило и он не выходил из подавленного состояния.
Да, дед был человек недалекий. Эти гены передались матери, и Юрико тоже достались. Когда я думала об этом, мне делалось весело. Потому что я не такая. К тому же рядом не было моего надоедливого папочки. Правда, в школе Q., куда ходили девчонки только из богатых семей, меня ни во что не ставили и денег все время не хватало. И все равно я была ужасно довольна жизнью.
Однако мне и в голову не могло прийти, что скоро все рухнет. В Японию вернется Юрико. Спустя четыре месяца после переезда в Швейцарию наша мать покончила с собой. До этого я получила от нее несколько писем, но отвечать не стала. Не написала ей ни строчки. Я уже говорила, что не жаловала мать вниманием. Почему? По-моему, я об этом уже ясно высказалась.