28 апреля 1941 года
Западнее Луцка
Виктор вышел на порог штаба, осмотрелся по сторонам. Весна окончательно вступила в свои права. Заливались в ветвях птицы, перелетали с места на место, радуясь теплу и солнечному свету. Виктор полной грудью втянул воздух. Терпко пахло первыми клейкими листочками, молодой травой, стремительно пробивающейся к солнечному свету, невзрачными весенними цветами. Полюбовавшись окрестностями он спустился вниз. С трудом нашёл предназначенную ему машину. Шофёр явно не новой эмки приветствовал его оттопыренным задом, торчащим из под капота. Судя по виду машины, это было его основным занятием. Виктор закурил и стал ждать. Наконец шофёр выбрался из внутренностей своего «"железного коня"» и увидел его. На вопросительный взгляд сержанта, стали видны петлицы, Виктор только кивнул ему и забросил свои вещи на заднее сиденье.
– Я ваш новый начальник особого отдела капитан Зайцев, – сказал сержанту Виктор.
– Сержант Пащенко, водитель особого отдела, – отрапортовал тот.
– Ехать можем? – спросил Виктор.
– Так точно, товарищ капитан. – Ответил шофёр и кинулся закрывать капот.
Вскоре машина выехала из ворот, повернула налево и неторопливо покатилась на запад. Виктор прибыл к новому месту службы, к четвёртому за полгода. Тот памятный вызов к наркому перевернул всю его жизнь. После эффектного ареста, с отрыванием орденов и петлиц, его две недели продержали в камере внутренней тюрьмы Лубянки. За это время он ознакомился с большим количеством различной документации, которую ему привозили из архивов и библиотек. Виктор старательно изучал историю мирового сионизма, пытаясь понять логику действий будущего противника. Читать приходилось всё. Отчёты царской контрразведки, донесения политической жандармерии, труды революционеров еврейского происхождения, и даже переписку Троцкого, неизвестно как сохранённую в архиве НКВД. Пришлось ему ознакомиться и с протоколами съездов «"сионских мудрецов"». И хотя объявили их по всему миру фальшивками, производили они впечатление самого настоящего документа. Курировавший его подготовку майор на вопрос Виктора о подлинности этих протоколов ответил коротко – «"фальшивок не держим"».
Через две недели Виктор уже ясно представлял, откуда ему нужно начинать своё расследование и попросил доложить об этом Берии. Нарком выслушал его доводы и велел готовить нужные документы. Так Виктор оказался в том сонном литовском городишке, в котором зацепил цепочку, протянувшуюся через половину страны. Берия был им доволен, не проходило и месяца на новом месте, как Виктору удавалось выявить всех фигурантов своего расследования. После этого появлялись чистильщики и подметали всю резидентуру, не глядя на чины и звания. А тихий незаметный капитан, активно злоупотребляющий спиртным, вскоре переводился на другое место службы. И каждый раз с трудом избегал разжалования за то, что не справлялся со своими обязанностями. Все его непосредственные начальники, если не заводили на него дело, то активно старались избавиться от никчемного алкоголика, который каждый день заявлялся на службу с похмелья. Ну а после скандала в ресторане, который Виктор всегда устраивал под занавес своего расследования, его к облегчению начальства переводили куда–то в другое место.
Были конечно и накладки. Первый его руководитель воспринял разжалованного и сосланного из Москвы офицера как главного кандидата в жертвы. И немедленно завёл на него дело, надеясь и выполнить план по врагам народа в рядах НКВД, и сохранить своих людей. Но не тут то было. Все его потуги активно тормозились сверху, а затем непонятливому майору намекнули, что данного капитана лучше оставить в покое, чтобы самому не загреметь по полной программе. На всех остальных местах службы капитана Зайцева вместе с его прибытием распространялись слухи о высоком покровителе, и Виктора не трогали.
Это четвёртое место было очень странным. Намёки о главном центре всплывали на каждом этапе расследования, но любые попытки вытрясти из подследственных какие–либо подробности заканчивались ничем. Они просто не знали ничего конкретного, только слухи, да и то непроверенные. Не давали результатов и допросы на Лубянке, арестованные либо не знали, либо молчали. Когда же один из них всё же согласился рассказать то, что ему было известно, с ним произошёл странный случай. Стоило ему только попытаться сказать название места, где по его сведениям был расположен главный центр, как он начал задыхаться. Прибывший через пять минут врач сумел только зафиксировать смерть. После этого капитану Зайцеву было приказано удвоить осторожность, а вместе с ним по местам его службы начала перемещаться команда «"волкодавов"» из личного резерва наркома. Вот и сейчас мимо их старого ржавого корыта, только по недоразумению до сих пор носящего название автомобиля, проскочил «"Опель"» с двумя молодыми лейтенантами. Это был один из подвижных постов прикрытия, где–то на дороге их должны сменить другие люди, тех в свою очередь третьи. Методика была отработана до мелочей, но пока на его скромную персону никто не покушался. Или не смогли вычислить, или считали за меньшее зло уничтожение некоторых агентов.
Виктор начал тихо клевать носом под мерное урчание двигателя. Всю ночь он старательно изучал документы переданные ему в Киеве. Вначале в штабе аэродрома ПВО, затем в брюхе транспортного самолёта при тусклом свете фонаря аварийного освещения. Из–за срочности наркомат решился на доставку Виктора самолётом, хотя ко всем предыдущим местам службы он добирался поездом. Этих поездок ему хватит ещё надолго. Всю дорогу ему приходилось старательно изображать выпивоху и рубаху парня, нести всякую чушь развлекая случайных собутыльников, приставать к проводницам. Да и пить порой приходилось по настоящему. Виктор не был трезвенником, не был и малопьющим, довольно часто напивался «"до положения риз"». Но всегда это происходило только с одним человеком, старинным другом ещё с далёких заводских времён Колькой. А тут вдруг оказалось, что Виктор не может пить с другими людьми. Нет, понемногу пить то он конечно мог, но вот напиваться не тянуло. А на работе он вообще не пил, вот и приходилось старательно симулировать, полоская рот водкой каждое утро, да и во время рабочего дня. Не забыл он сделать это и сейчас перед тем как выходить из штаба. Шофёр давно уловил этот запах, и сейчас сонливость пассажира объяснил самым естественным в таком состоянии похмельем.
Виктор рывками проваливался в сумбурный сон, в котором ему то вручали орден за проделанную работу, то расстреливали за провал расследования. Иногда он поднимал голову, чтобы увидеть очередной холм, на который старательно и натужно гудя двигателем забиралась их машина, после чего опять проваливался в царство Морфея. Разбудил его раздавшийся впереди выстрел. Виктор крикнул сержанту: «"Стой"». Тот вжал педаль тормоза в пол и оцепенел, уставившись взглядом вперёд. Виктор выдернул из кобуры ТТ и вывалился в приоткрытую дверцу. Метнувшись в сторону, он проломился через кусты и побежал вдоль дороги к месту, откуда ему послышался выстрел. Дорога в этом месте проходила через довольно густой лес, Виктору приходилось огибать деревья, продираться через кусты. Наконец он выскочил на небольшую полянку, на которой лежало три тела и сидел ещё один человек. В сидящем он узнал одного из лейтенантов группы сопровождения, находившегося в недавно обогнавшей их машине. Тот бинтовал руку поверх разорванного рукава гимнастёрки. Виктор убрал ТТ в кобуру, помог забинтовать рану. Вспомнив имя лейтенанта, один раз им уже приходилось работать вместе, он спросил:
– Коля, что произошло?
– Да место это показалось нам подозрительным. Сверкнуло в кустах что–то, мы и решили проверить. Проехали мы немного дальше, загнали «"Опель"» в лес, а сами вкруговую сюда. А здесь засада, вас, судя по всему, ждали. Ну мы двоих сразу положили, а остальных постарались взять. Этот вот гад меня из нагана и зацепил. – Лейтенант кивнул головой в сторону связанного ремнями человека.
– Остальных? – Спросил Виктор.
– Был ещё один. – Ответил лейтенант. – Он сразу в лес побежал как нас увидел. Мишка за ним погнался.