Настоящая работа шла на полигонах. Там была и вся новая техника, и почти вся боеспособная старая. Танкисты боевых подразделений безвылазно жили там, осваивая новые танки и самоходки. И день и ночь там ревели двигатели, танки утюжили полосы препятствий, отрабатывали боевое перестроение, стрельбу по всевозможным мишеням. Но попасть на полигоны было трудно даже тем, кто имел на это право. Тройное оцепление войск НКВД строго следило за всеми перемещениями в районе полигона. И не один любитель прогулок в зимнем, а потом весеннем лесу отправился пилить лес подальше от родных мест, если у него не хватало ума вовремя остановиться. Объясняли столь серьёзную охрану находящемся в лесу лагерем НКВД. Для большинства этого было достаточно, чтобы держаться от всего находящегося в данном районе как можно дальше.
Впрочем, что–то с наблюдателями нужно было решать. Столь назойливое поведение в конце концов должно привлечь внимание даже самого тупого особиста, и сколько бы не демонстрировались недостатки работы, но могут возникнуть сомнения даже у самого самоуверенного шпиона. Поэтому этих двух «"гавриков"» нужно брать, наверняка ведь, немецкий резидент специально подставил этих дилетантов для сокрытия серьёзной агентуры. Виктор дал указание сапёром продолжать работу и пошёл в южную часть городка.
В парке боевой техники шли приготовления к переброске танков и бронемашин на предстоящие в середине мая учения округа. Учения были объявлены ещё месяц назад как большие манёвры Киевского и Западного военных округов. О том, что это одно из мероприятий того же плана маскировки знало так мало народа, что подготовка к ним шла самым серьёзным образом. Впрочем, план действительно предусматривал переброску в район проведения учений по одному танковому батальону от каждой бригады. То что эти батальоны сверхштатные, четвёртые, также было известно только на самом верху, да и вооружены они были самой старой техникой, какую только удалось найти в округе. Сейчас эти танки, в основном Т–26, старательно приводили в порядок. Сверкала сварка, по всей территории парка двигались танки, проверяя двигатели после ремонта. Часть из них уже сохла после покраски.
В парке Виктор нашёл командира четвертого батальона майора Титкова. Тот в этот момент вместе с зампотехом осматривал отремонтированные бронемашины, эмоционально обсуждая судьбу «"этого ржавого хлама"». Машины действительно были на пределе изношенности, потому их и убирали от мест предстоящих боёв как можно дальше. Виктор прекрасно понимал Титкова, тому просто было обидно, что его поставили на батальон «"старья"», в то время как остальные комбаты осваивают Т–34. Он бы согласился даже на третий батальон БТ, а вынужден реанимировать это хлам. Заметив пришедшего в парк начальника Особого отдела, майор прикусил язык, но Виктору, откровенно говоря, было наплевать на высказывания Титкова. Его интересовало внеплановое перемещение техники за последние месяцы. Проблема была в том, что он не знал что именно искать. То что таинственный главный центр где–то здесь не оставляло никаких сомнений, но вот где именно его искать было главным неопределённым вопросом.
Виктор с умным видом обошёл весь ряд отремонтированных танков, старательно сохраняя заинтересованное выражение лица. Он ждал реакции офицеров, но те делали вид, что посещение особиста – самое обычное явление. Может так и было, к сожалению, Виктор не успел ознакомиться с результатами работы своего предшественника. Он прошёл до самого конца ряда отремонтированных Т–26, бывших не так давно гордостью советских танковых частей. Откровенно говоря, танк не был таким уж плохим, но если начальство посчитало его совсем устаревшим, значит оно имело для этого причины. Осмотрев более тщательно последнюю в ряду машину, он даже забрался на корпус и заглянул в люк башни, Виктор сделал вид, что удовлетворён осмотром и подошёл к командиру батальона. Заочно ознакомившись со всеми офицерами бригады, он впервые видел некоторых из них вблизи. Майор Титков, судя по всему, был предельной для танковых войск комплекции, не верилось, что он со своими габаритами мог поместиться в башню танка. Даже если он со своим немалым ростом помещался в танке, ширина плеч вызывала вопрос, а проходит ли он в люк башни.
Виктор, как «"младший по званию"», что у знающих людей вызвало бы откровенную усмешку, представился по всей форме. Сам он и комбата и его командиров рот видел впервые. Командиры, судя по их реакции, тоже видели начальника особого отдела в парке боевой техники в первый раз. Они лениво откозыряли, представились, доложили о степени готовности танков. В их взглядах так откровенно читалось, что им некогда заниматься всякой ерундой, что Виктор понял – здесь искать нечего. Ещё раз пройдя вдоль танков, он постарался убедить командиров танковых рот, что зашёл сюда не просто так, а по государственной необходимости, развернулся и пошёл в штаб.
Ещё один след отпал. Оставалось ещё пара возможностей найти то, что он искал, но время, отпущенное на это, катастрофически уменьшалось.
Подходило время выбранное начальником Особого отдела корпуса для визита. И Виктор поспешил в штаб, нужно было просмотреть документацию, оставленную ему предшественником по должности. Старательное изучение бумажных залежей сейфа Особого отдела привело Виктора к выводу, что его предшественника капитана Иваночкина нужно немедленно разжаловать за трусость и двурушничество, как минимум, в сержанты и отправить на такую должность, где он не мог принимать никаких решений – вообще никаких. Капитан был отменным трусом, он немедленно заводил уголовное дело по любому самому незначительному поводу, но ни одного из них не пустил в дальнейшее расследование. Судя по всему, подстраховывался на случай, если бы кто–нибудь из вышестоящего начальства заинтересовался его деятельностью. Большую часть этого хлама нужно было немедленно отправлять в ближайшую урну. Виктора среди всей этой бредятины заинтересовал только один документ – о внеплановом расходе 200 (!) машин бетона при строительстве линии укреплений новой границы. Исходя из документов Виктор пришёл к выводу, что капитан Иваночкин был очень хорошим следователем, но настолько нерешительным, что даже явное преступление не решился довести до конца. А может быть знал что–тотакое, что побоялся трогать людишек, творящих это. Виктор отложил несколько листков с материалами расследования отдельно, а все остальное отправил на нижнюю полку сейфа. Выкидывать не решился, сделав вывод, что капитан неглупый мужик, только запуганный до невозможности. Следовало найти его и привлечь к работе, жалко терять явный талант.
За изучением бумаг прошло больше часа. Виктор взглянул на часы и выругался. Было уже пятнадцать минут двенадцатого, он схватил фуражку и побежал вниз. Сержант Иванов при виде выбегающего из кабинета начальника Особого отдела облегчённо вздохнул. Он не решался зайти к нему в кабинет с напоминанием, так как до него дошли слухи о том, что новый начальник «"крепко закладывает"». Но, к его облегчению, тот был абсолютно трезв, серьёзен и зол. Сержант был умным человеком и понимал, что злость начальника о беспамятстве подчиненного пройдёт, а вот если тот некстати застанет начальство за неподобающим занятием…
Виктор поспешил на улицу, там уже стояла новая «"эмка"», явно не их бригады. Значит начальство уже заявилось. Он спросил шофёра, куда пошёл подполковник Фельдман, и, к своему удивлению, получил направление в сторону бригадного узла связи. Виктор поспешил туда, не понимая, что начальнику Особого отдела корпуса могло понадобиться от связистов бригады. Он почти бежал, когда ворвался в коридор узла связи, но остановился чтобы отдышаться в коридоре. Но его немой вопрос два бойца НКВД, признавшие в нём своего, показали на вторую по коридору дверь. Виктор, старательно выровняв шаг, вошёл в комнату и остановился, пытаясь понять, что же в ней происходит.
Представившаяся ему картина вызывала массу вопросов. Во–первых, здесь были командир и начальник штаба бригады. Во–вторых, подполковник Фельдман в данный момент заинтересован был явно не ими, а молоденькой и очень красивой радисткой, стоящей перед ним. Та испуганными глазами смотрела на начальство, переводя взгляд с Фельдмана на комбрига и начштаба и обратно.
– Что же ты, Любонька, покинула нас? – Вещал Фельдман таким слащавым голосом, что Виктор даже засомневался тот ли это Мордка, которого он знал.
– Не предупредила, не сказала, не передала. Не подумала, что я буду волноваться. – Продолжал Фельдман, протягивая руки и хватая радистку за локти. Та в ужасе отпрянула от него, с надеждой глядя на командира бригады.
– Что вы себе позволяете, подполковник? – попытался вразумить Фельдмана подполковник Петров и решительно схватил того за плечо.
– Да пошёл ты на х..! – Мордка сбросил его руку с плеча, он со злостью повернулся к командиру бригады. – На Чукотку захотел, мудак, так я тебе быстро перевод устрою.
Это было слишком, комбриг кинул руку к кобуре, вытащил свой ТТ и направил его в затылок отвернувшегося Фельдмана. Виктор немедленно кинулся вперёд, оттолкнув начштаба со своего пути, и резко дёрнул руку командира бригады вниз. Тот повернул к нему взбешенное лицо, попытался поднять пистолет, но, к счастью, на помощь Виктору пришёл начальник штаба. Виктор кинулся вперёд, жёстким рывком повернул Фельдмана к себе и, старательно сдерживая гнев, сказал:
– Что же вы, товарищ подполковник, ко мне вначале не зашли. Я бы вам объяснил правила поведения в воинских частях.
– Да ты кто такой? – Вскинулся Фельдман, но вдруг узнав говорившего, испуганно отпрянул от него. Правда испуг его длился недолго, увидев петлицы Виктора, он воспрянул духом и кинулся в наступление. – Ты что себе позволяешь, капитан, под трибунал захотел? Да я тебя козла ёб… на Колыме сгною!
Пришло время Виктора рвать клапан кобуры, вытаскивая пистолет. Направив ТТ в лоб Фельдману, Виктор абсолютно спокойным и тихим голосом, что для знающих его людей обозначало приступ крайнего неконтролируемого бешенства, сказал:
– Да ты, Мордка, никак бессмертным себя почувствовал? Хочешь с пулей поспорить? Так я тебе это удовольствие устрою.
Встретив взбешенные глаза своего бывшего сослуживца капитана Зайцева, Фельдман почувствовал, что перегнул палку и что ему пора идти на попятную. Он испуганно вскинул руки и сказал:
– Товарищ Зайцев, вы меня не так поняли.
– А как же тебя ещё понимать? – Ответил ему Виктор, не отрывая дула пистолета ото лба Фельдмана. – Ворвался в расположение бригады, оскорбил командира, нахамил представителю органов НКВД. Ты хочешь сказать, что это в твои обязанности входит?
Подполковник Фельдман понял, что его жизнь зависит от движения пальца лежащего на курке. А вот хозяин этого пальца с трудом сдерживается, чтобы не нажать им на курок. Он с надеждой взглянул на командира бригады, но тот безучастным взглядом смотрел в ближайшее окно. Начштаба вообще отвернулся от всего происходящего. Но и тот и другой держали руки вблизи кобуры, не оставляя сомнений в своих действиях. Мордке впервые в жизни стало смертельно страшно, он скосил глаза на радистку, ради которой и приехал сегодня в эту бригаду, но та испуганно смотрела на пистолет смотрящий ему в лоб, и вряд ли в состоянии была воспринимать всё происходящее.
– Товарищ Зайцев, я приношу свои извинения, вы меня неправильно поняли. – Заюлил Фельдман.
Виктор почувствовал разочарование. Этот трус Мордка не решился идти до конца, а ему так хотелось завершить всё одним движением пальца. Конечно, расстрел своего непосредственного начальника при свидетелях и ему не прошёл бы безнаказанно. Но несколько лет лагеря стоили удовольствия продырявить эту тупую башку. Наверное, на лице Виктора проступило это разочарование, Мордка испугался ещё больше, стал медленно отступать ко второй двери пункта связи. Виктор неотступно сопровождал его дулом пистолета, всё ещё сомневаясь, стоит ли отпускать этого ублюдка. Вдруг ему положили руку на плечо.
– Оставь, капитан, пусть идёт, – услышал он голос комбрига. Вторая рука легла на пистолет и потянула его вниз. Виктор опустил руку с ТТ вниз, но, не сдержавшись, сказал:
– Ну смотри, Мордка, ещё раз ты мне попадёшься – прикончу!
Фельдман выскочил в дверь, с силой захлопнув её за собой. Виктор прислонился к стене, прислушиваясь к происходящему во дворе. Решится ли Фельдман послать бойцов арестовать его. В них Виктор стрелять не будет, не имеет права. Но тогда придётся раньше времени раскрываться. Он уже начинал жалеть, что сорвался, да и нарком вряд ли будет доволен таким развитием событий. Хотя Фельдман уже приговорён, и живой он до сих пор только потому, что выпал из основной линии расследования. Сразу после скандала на собрании его перевели куда–то на Дальний Восток, где он и сидел тихо всё это время. Обнаружив его здесь, Виктор был в недоумении. За Мордкой не тянулось никаких ниточек, всё анализы его поведения и контактов давали однозначный вывод – просто дурак! Потому он его и вычеркнул из списка подозреваемых, хотя поначалу очень хотелось хоть как–нибудь, хоть за уши притянуть этого подлеца под расстрел. Но профессионал возобладал над чувствами и Виктор забыл про своего бывшего сослуживца.
Во дворе раздавался визгливый от пережитого страха голос Фельдмана, он сзывал своих сопровождающих. Вскоре заработал двигатель, хлопнули двери и машина тронулась со двора. Виктор убрал в кобуру пистолет, который до сих пор держал в руке. Щелкнула кнопка – комбриг закрыл свою кобуру. Облегчённо вздохнул начштаба. В углу раздалось истерическое всхлипывание, началась реакция на произошедшее у радистки. Виктор внимательно посмотрел на неё, Любаша, как называл её Фельдман, действительно была очень красива. С такой внешностью в актрисы надо идти, а не в армию. Не мудрено, что даже Мордка с катушек сорвался. Начштаба начал её успокаивать, та уткнулась ему в плечо и ревела уже в полный голос. Виктор вышел в коридор, вслед нему последовал командир бригады.
– Так тебя, капитан, видать за дело турнули. – Сказал подполковник. – Я думал ты его кончишь.
– Никак нет, товарищ подполковник, стрелять я бы не стал. – Ответил ему Виктор, хотя и сам сомневался в своих словах.
– Что–то верится слабо.
– Я его хорошо знаю, трус тот ещё. Он должен был испугаться. – Продолжил Виктор.
– Я бы тоже испугался. Ты бы свои глаза увидел в этот момент. – Усмехнулся подполковник. – У тебя что с ним старые счёты?
– Да, из–за него здесь оказался. – Решил Виктор поддержать эту версию.
– А он за что?
– За то, что для других расстрелом заканчивается – за клевету на товарища Сталина. – Увидев недоверчивый взгляд комбрига, он пояснил. – Родственник у него где–то на самом верху, вот он легко и отделался.
– Да куда уж легче. – Покачал головой подполковник. – Тебя вон «"с сохранением звания"», а его с переаттестацией. В Москве тоже у тебя начальником был?
– Да нет. – Виктор отрицательно покачал головой. – Просто сослуживцы, в одном отделе были.
– А из–за чего вражда?
– Дураков не люблю. – Ответил Виктор. – Особенно когда они в мои дела лезут.
Они вышли во двор, остановились под разлапистой елью, стоящей вблизи здания. Закурили. В молчании прошло несколько минут. Наконец, подполковник решился задать самый главный вопрос.
– Что делать будем, капитан? Когда за нами приедут?
– А ничего не будем. Ваших действий он не видел. Поэтому валите всё на меня.
– А ты как же? Нет, капитан, вместе начудили, вместе и отвечать будем!
– Не волнуйтесь, товарищ подполковник, я сумею оправдаться. – Поймав очередной недоверчивый взгляд, он усмехнулся. – Я действительно сумею выкрутиться. Только вы с начштаба и этой радисткой заранее решите, что говорить будете. Виктор выбросил окурок в урну, спросил, отдавая честь:
– Разрешите идти заниматься своими обязанностями, товарищ командир.
Командир бригады только кивнул. Виктор развернулся и пошёл к себе. Подполковник провожал его взглядом, думая о том, что вот встретился в жизни настоящий мужик, да кажется ненадолго судьба их свела.