Сержант Банев высунувшись из башенного люка обозревал окрестности. Танки широкой цепью, сминая яркую весеннюю траву и яркожелтые одуванчики, приближались к лесу, в котором по данным разведки были немцы. Его танк шел крайним левофланговым и вероятность попасть под удар немецких панцеров была настолько мала, что Володька не принимал её в расчет, решив, что этот бой его обойдёт. В десяти метрах правее и впереди двигался танк взводного. Танк был последней модификации, довольно сильно отличался от их машин. Увеличенная башня шестигранной формы, вмещавшая уже трёх человек, венчалась командирской башенкой, которая была намного удобнее их перископов. Пушка была подлиней на несколько калибров, заканчивалась дульным тормозом. Отличалась она и бронепробиваемостью, если их пушки легко пробивали броневые листы немецких панцеров, то командирская даже Т–4 прошибала насквозь. Они всем взводом осматривали немца, которого командир подбил на второй день войны. И хотя у всех танков их взвода уже были бронированные трофеи, то что сотворила с Т–3 пушка командирской машины вызывало восхищение и оторопь. Пробив передний броневой лист, снаряд прошел через боевое отделение, разворотил двигатель и сорвал задний лист брони, отбросив его на несколько метров. Банев тогда почувствовал лёгкую зависть, захотелось такую же машину, но модернизированные тридцать четвёрки пока шли только в качестве командирских. Впрочем, пройдя со своей боевой лошадкой пять долгих дней войны, он проникся к ней любовью и уважением и вряд ли сейчас согласился бы менять её на другую. Ходили слухи, что на уральских заводах начали делать ещё одну модель Т–34, настолько отличающуюся от базовой машины, что, по тем же слухам, товарищ Сталин лично приказал считать её другим танком, а не модернизацией. Что он из себя представляет не знали даже офицеры штаба. Хотя, если этот танк действительно есть, то фронта ему не миновать, следовательно дойдет и до их бригады, вот тогда и видно будет, правдивы слухи или нет.
Шесть бойцов десанта, доставшегося их танку, вольготно расположились под прикрытием башни. Когда мотострелки начали посадку с первого взгляда было ясно, что в этом деле они не новички. Вот и сейчас, выставив стволы автоматов в стороны, они перебрасывались фразами, спокойными взглядами обстрелянных бойцов скользили по сторонам. Командир отделения, младший сержант Даценко, как он представился, положил свой ППШ на крышу башни и спокойно сворачивал самокрутку. Медаль «"За отвагу"» на груди сержанта говорила что он, вероятно, прошел Финскую, вряд ли успел получить награду за эти дни.
«"Расхолодились мы"», – подумал Банев, – «"почуяли превосходство, врага бояться перестали, как бы плохо всё это не закончилось"». Он посмотрел на приближающийся лес, небольшую рощицу остающуюся слева. Ничто не вызывало беспокойства. Он уже начал поворачивать голову вправо, когда боковым зрением уловил вспышку пламени в рощице. «"К бою!"» – закричал он, соскальзывая в башню и захлопывая люк. – «"Вася, влево. Орудие в роще. Осколочным заряжай."» Прильнул к прицелу, закрутил маховики наводки, выискивая немецкую пушку. Поймал что–то в прицеле, дернул за спуск. Заряжающий торопливо затолкнул в казенник следующий снаряд. Танк тряхнуло, загудела броня от снаряда явно большого калибра. «"Попадание"», – отметил Володька, – «"хорошо, что в лобовую, а то бы хана, а выходит не врали, что в лоб тридцать четвёрку даже зенитки не берут"». Механикводитель на небольшой скорости вел танк прямо на рощу, давая командиру возможность стрелять на ходу. Сержант, слегка подворачивая пушку по сторонам, искал цель, второй раз стрелять надо было наверняка. Расстояние до немецкой зенитки уменьшалось, а с близкого расстояния снаряд их броню может и пробить. Вспышку он увидел, когда наконец–то обнаружил немецкую позицию, дёрнул за спуск, понимая что опоздал. От удара танк остановился, его повело влево, но вскоре он стал. «"Значит механик жив"», – отметил про себя Володька, – «"скорее всего гусеницу перебило"». Он подвернул маховики пока опять не поймал в прицеле позицию немецкой зенитки, сделал ещё один выстрел. Немцы молчали. Вскоре справа в рощицу влетел танк с номером 132 на башне. «"Данилов, цел"», – появилась в голове успокоительная мысль, но тут же сменилась беспокойной, – «"а командир?"»
– Сержант, взводный горит, – услышал он в ТПУ голос радиста Михеева.
Банев открыл люк и высунул голову, осматривая окрестности. В остатках рощи утюжил немецкие позиции танк Данилова. Раздавались там короткие очереди ППШ, стрелял танковый пулемёт. Из переломанных стволов деревьев нелепо торчал ствол 88милимитровой зенитки, больше орудий не было. Сзади горела командирская машина, получившая бронебойную болванку в уязвимый борт. От подбитого танка пехотинцы оттаскивали три тела в черных танкистских комбинезонах, ещё двоих членов экипажа видно не было.
Из леса навстречу остальным танкам роты стреляли немецкие 37-миллиметровые противотанковые пушки, не представлявшие для Т–34 никакой опасности, разве что в гусеницу попадут. Исход боя на этом участке предрешён был заранее. В центре построения столкнулись линия тридцать четвёрок их батальона и немецкий танковый ромб. Часть панцеров уже горела. С недосягаемой для танковых пушек Т–4 дистанции их прореживали самоходки приданной батальону батареи СУ-85. Вскоре заработали и орудия Т–34, голова танкового ромба немцев вспыхнула пламенем горящих панцеров, следующие во втором ряду Т–4 остановились и открыли огонь. Остановилась пара тридцать четвёрок, получив попадание в ходовую часть, открыла огонь с места. Оставшиеся машины батальона стремительно сближались с немецкими танками. Вслед танкам разворачивалась цепь спешившейся пехоты, заработали по немецкой пехоте крупнокалиберные ДШК, установленные на бронетранспортёрах.
Разобравшись с немецкой позицией в роще к их, потерявшему ход, танку подошла тридцать четвёрка Данилова. Данилов выбрался из танка, подошёл к Баневу, который вместе со своим механиком осматривал полученные повреждения. Припечатала их зенитка основательно. Снаряд попал в левый ленивец, сорвал его вместе с гусеницей и, разворотив первый каток, ушел в землю. Самостоятельно танк двигаться уже не мог.
– Хорошо тебя приложили, – подвел итог Данилов, – снимай пока гусеницу, после боя оттащу на хутор.
– Может сюда летучку пригнать, – попробовал возразить Банев.
– Тут работы не на один час, – решительно отмел его предложение Данилов.
Банев согласно кивнул, он и сам понимал что танк надо оттащить для ремонта. Да и другие потерявшие ход машины были далеко от него, не метаться же ремонтникам по полю. Хотя не хотелось предстать ему перед Вандой пострадавшим, но Колька был прав. К тому же он был заместителем командира, и после ранения взводного, о возможной гибели лейтенанта Володька старался не думать, должен был исполнять его обязанности. Тем временем Данилов связался с командиром роты, доложив обстановку в первом взводе. Получив указания, он устремился вслед остальным машинам роты охватывающим немецкие позиции с левого фланга.
Выбравшиеся из машины танкисты его экипажа начали стягивать остатки гусеницы, негромкими матами поминая немецких зенитчиков. Володька, оставшись без дела, решил проверить позиции немцев. Взяв автомат он вместе с пехотинцами отправился в рощу. Преодолел отделявшее их от деревьев расстояние, метров триста пятьдесят, прикинул сержант и поежился. Им повезло, что второй снаряд попал в гусеницу, а то, вполне возможно, пробил бы и лобовую броню. Вблизи нелепо вывернутой стволом в небо зенитки лежал расчёт орудия. Большинство было накрыто его снарядом, оставшись лежать вблизи пушки. И только двое находились в стороне, где их настигли пулеметные очереди. Находившиеся вблизи орудия позиции пехотинцев проутюжил своим танком Данилов и расстреляла пехота десанта. Володька попинал пустые гильзы, тех было четыре штуки, все выстрелы которые успели сделать немецкие артиллеристы. Здесь же лежали оставшиеся шесть снарядов. «"Негусто у Гансов со снарядами"», – сказал Сержант-пехотинец, заметив удивлённый взгляд танкиста, пояснил, – «"кличку немцам дали, сколько пленных брали – чуть ли не у половины имя Ганс"».