– Это храм, где-то на островах Драконов, и я скоро отправлюсь туда! Я поселюсь там, при храме и буду ждать того часа, когда смогу слиться с Повелителем! И тогда пусть трепещут все эти жалкие завистники и гонители! Я сотру их жалкие городишки, сожгу дотла…и мир будет новым, таким, каким я его пожелаю видеть!
Старик допил ром и зашелся в безумном хохоте, тут же перешедшем в мучительный кашель. Эльво усмехнулся, припомнив, что стало с храмом и у кого сейчас окаменевшее сердце Повелителя Морей.
– А чего надо ждать? – спросил он, старательно сдерживая дрожь нетерпения в голосе. – Почему сразу не завладеть артефактом и не провернуть оживление Змея?
Старик презрительно скривился и стал листать свою тетрадь.
– Вот, здесь…– историк ткнул в таблицы и схемы, какие-то формулы и знаки, занимавшие две страницы.
Из прерываемых с кашлем пояснений Туайнен уловил, что оживление Дракона возможно не в любой день, а в строго определенные периоды, и ближайший такой период наступит, согласно вычислениям только через четверть века. Продлится такое время недолго, одно новолуние.
Старик собирался жить все это время на острове, сохраняя себе жизнь при помощи амулетов, алхимических составов и каких-то невнятных формул, нацарапанных тут же в его тетради. Туайнен вызвался помочь историку добраться до храма. Правда, корабль, на который сел старик по совету своего внимательного и отзывчивого собутыльника, плыл в Бьорнхейм. Вряд ли старик долго прожил бы поблизости от полярного круга, да еще и с его несносным характером.
Но Эльво не доверял случайному ходу событий, и на всякий случай подарил тому на прощание бутылочку рома, предварительно накапав туда настойку щупалец карликового декапода.
Двадцать пять лет ему придется ждать. Но он был молод, силен, и это его не смутило. В любом случае к тому моменту как придет нужный час, он еще не будет дряхлой развалиной. А потом… Потом он больше не будет человеком. Он будет высшим существом, и весь мир будет простираться в покорной мольбе у его ног… или лап... но это уже не существенно.
Оправить на смерть «Летящий» – вот что оказалось сложнее всего. Людей Туайнен никогда не жалел, а вот корабль было жалко. Да и как их можно сравнивать? Этот крикливый сброд, набранный им для последнего плавания и людьми-то назвать было трудно. Шайя, правда, оказалась твердым орешком, знал бы – ни за что бы не взял ее на борт. Когда он уколол тех матросов тонкой иглой, смоченной слюной бешеного ликантропа, и они перекусали половину экипажа, эта шаманка сразу учуяла неладное. Ух, как она косилась на него потом, глаз не сводила! Едва не сорвала ему все своими примитивными ритуалами!
Ему пришлось потратить три Отменителя, и все три исчерпали себя полностью, рассыпавшись в черную пыль. Он смог убрать поставленную шаманкой защиту, но она каким-то образом почуяла это и выскочила на палубу, когда Туайнен уже заканчивал свою работу: нарисованная им на грот-мачте руна Безумия как раз начинала светиться, подпитываясь от большого кристалла-накопителя.
Он убил Шайю своим тесаком, и то был единственный труп, с которым ему пришлось повозиться. Остальные сами выбросились за борт, повинуясь неумолчному голосу, звучавшему в их головах.
Кира и Ран не пострадали – ему еще нужен был кто-то, кто поможет управлять судном. Да и оставить их на десерт казалось Тесаку заманчивой идеей. Уж очень он ненавидел заносчивую девчонку и этого сосунка. Что на этих двоих распространится действие Безумия, он не боялся: они оставались на мостике, а он был хорошо защищен от ментальных и магических воздействий (обычная практика: хорошо платишь – тебе ставят любую защиту; насколько долговечную, опять же зависит от того, сколько ты платишь).
Как же он забавлялся, видя потом их недоумение и явный испуг мага. Погодите, думал он, отплывая в шлюпке и бросая их на фрегате, идущем прямиком на скалы, вы еще хлебнете настоящего страху! Сейчас вы увидите пробуждение Морского Змея!
Причалив в крохотной бухточке между высоких скал, Туайнен наблюдал как волнуется море – оно не желало больше скрывать под собой великана, много веков спавшего на дне. Все было готово: разложены кристаллы, начерчены знаки. Оставалось лишь встать в центр, взяв в руки окаменевшее сердце.
Осторожно и торжественно Туайнен развернул кусок ткани, хранивший его сокровище.