— И что ты предлагаешь?
— Ничего нового, на самом деле. Просто права должны быть неразрывно связаны с обязанностями. И у тех, кто всячески уклоняется от исполнения второго, не должно быть и первого!
— Ну, хорошо. Положим, в этом вопросе ты прав. Но как быть с самоуправлением?
— Да так же. Финские, польские и любые иные вольности не должны быть выше русских! Но это только половина вопроса. Ты помнишь, как называется наш государственный строй?
— Э… самодержавие?
— Верно. Не могу не заметить, что у подобного устройства есть множество изъянов, но вместе с тем имеется и преимущество. В годину тяжелых испытаний государь имеет полное право и святую обязанность употребить всю свою власть на благо отечества. В нынешнем случае это изгнание неприятеля. И именно на ее решение должны быть направлены все ресурсы! В том числе и финские.
— Даже не знаю, что сказать, — растерялся Александр. — Ты говоришь разумно, но ведь и в их словах есть зерно истины. Может, вам нужно еще раз встретиться и все обсудить?
— Умоляю, ради всего святого, избавь меня от еще одного пустопорожнего заседания! А если и впрямь хочешь помочь своим подопечным (надобно сказать, что Саша уже много лет являлся канцлером Александровского университета в Гельсингфорсе и в целом воспринимал Финляндию как свою почти личную территорию), объясни им простую вещь. Я вовсе не хотел этого назначения. Мое место сейчас на юге, именно там случатся главные события этой несчастной войны. Но мне не дали возможности выбирать, пока совершенно не разобью союзников на этом театре. Поэтому для них есть только один способ от меня избавиться — всячески помогать! И чем раньше я закончу, тем быстрее покину эту милую страну живописных озер, непроходимых болот и упрямых обывателей!
— Ты говоришь мне правду?
— А вот это было обидно! Неужели я хоть раз, словом или действием дал тебе повод усомниться во мне?
— Нет, конечно. Прости! Вовсе не то хотел сказать…
Раскаяние в глазах брата было таким искренним, что мы тут же обнялись и пообещали друг другу не верить более наветам. В общем, все как в каком-нибудь сентиментальном романе.
— Кстати. А когда они успели на меня нажаловаться?
— Вчера. Был благотворительный прием. Тебя, к слову, тоже приглашали, но ты не смог…
— Да-да, что-то припоминаю. Должны были быть выпускники Александровского университета.
— Вот именно.
— Скажи, а ты не хотел бы перевести это заведение в Петербург?
— Но зачем?
— Чтобы их будущая элита училась здесь. И привыкала говорить и мыслить по-русски. Из Або в Гельсингфорс их ведь уже переправляли. Так что, можно сказать, туземным аборигенам не привыкать…
— Ты серьезно?
— Нет, конечно, — улыбнулся я. — Шучу!
[1] полноправный судья (фр)
Глава 9
Переход из Кронштадта в Свеаборг — плевое дело. Всего каких-то 140 миль с копейками. Даже если ветер противный, все равно за сутки, много двое, добраться можно. С одной маленькой поправкой — в мирное время! А сейчас у нас война и у союзников по-прежнему преимущество в силах. Если Нейпир на пару с Парсеваль-Дешеном совершат резкий маневр и встретят нас перед морскими воротами столицы Великого княжества Финляндского, расчехвостят за милую душу. Только ошметки полетят во все стороны!
А идти надо. Следующий акт разыгравшейся на Балтике трагедии предстоит в водах Ботнического залива, и мне нужно быть к нему как можно ближе. В штабе предлагали разделить силы. Дескать, пусть фрегаты и пароходы идут морем, канонерские лодки крадутся вдоль берега, чтобы иметь возможность в случае чего скрыться в тамошних шхерах. Ну а вы, ваше императорское высочество… поезжайте сушей! А чего? Дороги летом просохли, пейзажи вокруг великолепные, народ простодушный, селянки, опять же, красивые. Доберетесь потихоньку, с верноподданными по пути пообщаетесь, отчего нам многогрешным спокойнее будет!
Но, как говорится, не на того напали! Нет, я не против разумной осторожности. Но после погрома, учиненного англо-французскому флоту, надо показать всем и прежде всего подчиненным что, по крайней мере, в Финском заливе хозяева — мы! Поэтому идем все вместе.
Что же касается возможности нападения союзников… ну, во-первых, быстро им про наш выход не узнать. Радио еще не изобрели, а телеграф все же не так быстр. К тому же, у нас на всех станциях сидят жандармы и тщательно проверяют всю корреспонденцию.