— Что за чертовщина⁈ — удивился никак не ожидавший такого афронта гвардеец.
И надо сказать, удивлен был не только он. Русские миноноски одна за другой подходили к вражеским кораблям, в попытке ударить тех минами, но упирались в непонятные заграждения. Самая удачная попытка была у «Зыби» лейтенанта Головачева, которому удалось-таки дотянуться до вражеского борта, но получившаяся пробоина все равно оказалась надводной и не грозила немедленной гибелью кораблю противника.
А затем, на кораблях союзников начали открываться орудийные порты…
— Твою ж маман! — с безукоризненным французским проносом выругался Мейснер, после чего бросился к штурвалу и, не теряя время на отдачу команды, круто переложил его.
Теперь его «Щука» обернулась к британскому флагману кормой и представляла собой наименьшую цель, но… заряженные с вечера картечью пушки палили одна за другой. Конечно, у их канониров не было возможности, как следует прицелиться, однако их было много! Чугунные пули веером прошлись по бортам и палубам атакующих канонерок, сметая все на своем пути. Большинство находящихся наверху оказались ранены или убиты. Многие потеряли управление, и только спустя некоторое время, уцелевшим морякам удалось пробраться к штурвалам и увести свои корабли прочь.
К счастью, канонерские лодки были не так малы, чтобы погибнуть от даже самой крупой картечи, а ядра их пока миновали. А загородившиеся импровизированной защитой из плотов, поверх которых стояли грубо сколоченные короба, корабли союзников не могли их преследовать. Так что, несмотря на ужасающие потери, все пошедшие в атаку канонерки смогли вернуться к Бомарзунду. И, тем не менее, полученный удар оказался слишком тяжел. Англичане и французы сумели найти противодействие дерзким минным атакам. Соответственно, те перестали быть пугалом…
Когда потрепанные корабли Мейснера возвращались, я уже успел привести себя в порядок и даже немного отдохнуть. Прекрасная пора — молодость! Горячая ванна, сытный ужин и несколько часов крепкого сна и вот ты уже свеж и полон сил.
— Есть новости? — деловито поинтересовался я у Лисянского.
— Пока нет, ваше императорское высочество! — сухо и официально ответил тот.
— Ты что сердишься? — смерил его удивленным взглядом.
— Как можно-с, господин генерал-адмирал!
— Полно ребячиться…
— Так это я ребячусь? — взорвался верный адъютант, сверля меня возмущенным взглядом.
— А кто?
— Константин Николаевич, — не принял игры капитан второго ранга. — Вы рискнули не только своей жизнью, но и судьбой Отечества!
— Не преувеличивай, пожалуйста. Наша с тобой родина много чего пережила. От этих, как его… печенегов, до нашествия двунадесяти язык. И ничего, стоит!
— В таком случае, покорнейше прошу принять мою отставку!
— Что? С какой это стати?
— С той, что более не могу исполнять свои обязанности! Прошу перевести меня на любой корабль или даже на берег.
— Угу. Ты еще роту морской пехоты попроси.
— А что только вам можно?
— Ну, ладно! Ладно! Виноват! Черт меня понес вчера в Финби, а там так закрутилось, что не смог удержаться. Да и хорошо ли я выглядел бы в глазах матросов покинув их перед боем?
— Прекрасно выглядели! Как опытный и зрелый военачальник, не желающий рисковать успехом кампании из-за одной случайной пули!
— Нет, брат. Это генералы в бой посылают, адмиралы же…
— Господи боже! Да как вы не поймете, что все надежды России сейчас сосредоточены только на вашей фигуре? Нет у нас нынче иных вождей. Прежде были да все вышли! Не родила земля новых Суворовых и Ушаковых. Только вас!
— Не перехваливай!
— И не думал… Просто, если с вами что-нибудь случится, все наши труды и победы немедленно пойдут прахом. И я не могу на это смотреть…
— Ты еще в любви мне признайся!
— Если это поможет уберечь вас от будущих безрассудств, с восторгом! Никогда и ни к кому, ни родителям, ни к женщине, я не испытывал и сотой доли таких чувств…
— Стоп! А то реально вылетишь в отставку! Доложи лучше, что слышно от наших?
— Пока ничего, но… что-то пошло не так?
— Отчего ты так решил?
— Не могу объяснить, но… залпы союзников слышны даже здесь. И они очень плотные. Такое впечатление, что нас ждали и атака не удалась.
— Понятно… Давай-ка пойдем посмотрим, что там?