— Но граф Лусиан — аристократ! Знатный нобиль! — воскликнул Лаодамас.
— Великое дело! — фыркнул киммериец. — Просто смех берет, до чего вы, люди благородной крови, уверены, будто наследственный титул, как щит, оберегает аристократа от слабостей и пороков, присущих нам, простым смертным! Ты еще молод, Лаодамас, и вот тебе мой совет: присмотрись-ка хорошенько кое к кому из своих собратьев, и ты узнаешь о них такое…
— Но даже если все, что ты натворил, было бы правдой… Да подожди!.. — воскликнул юноша, заметив блеснувший в глазах Конана гнев. — Подожди, я ведь не сказал, что это ложь! Но ты представляешь, в каком мы оказались положении? По-моему, мы сейчас отправимся к командующему легионом Золотых Львов и с порога скажем, что он — гнусный предатель, а мы заявились, чтобы заточить его в темницу? Так?
Киммериец скривил угол рта в недоброй усмешке.
— Не считай меня глупее, чем я есть на самом деле, Лаодамас. Разумеется, необходимы доказательства — и они у нас будут! Например, пройдоха Эдрик с четырьмя пиктами, которые тащат Лусиану тяжеленный ящик с золотом… Ведь должен же наш благородный граф получить то, что честно заработал! Мы с Флавием старались добраться сюда побыстрей и почти не отдыхали — видишь, парень совсем выбился из сил, — а та компания движется не так проворно и, я думаю, не раз отдыхает у своего сундука. Так что мы успеем перехватить их прежде, чем кровавое золото будет доставлено по назначению.
Выслушав эту речь, седобородый Глико хмыкнул с одобрением, и Лаодамас, поколебавшись, кивнул головой.
* * *Ночь уже близилась к концу и на востоке уже вспыхнули рассветные зарницы, когда киммериец и трое аквилонских военачальников подошли к небольшой пристани, около которой на волнах Громовой реки раскачивались несколько небольших лодок. От вод уже поднимался предрассветный туман, звезды тускло мерцали на бледнеющем небе. Было очень тихо; лишь изредка плескала волна да терся о причал лодочный борт. И потому, когда совсем рядом внезапно раздалось уханье совы, все вздрогнули. Но Конан лишь покачал головой: на этот раз они на самом деле слышали голос ночной птицы.
Ждать им пришлось недолго. Заря еще не успела разгореться, как киммериец прислушался и предостерегающе поднял руку.
— Похоже, это они… Быстро в укрытие!
Стараясь не шуметь, все четверо затаились под пристанью — более удачного места, чтобы остаться незаметными, здесь не нашлось. Теперь и спутники Конана слышали скрип уключин и мерный плеск весел, что становился все ближе и ближе. Вскоре из сумрака выплыла неясная тень — к пристани приближался челнок, и над его бортами виднелись расплывчатые силуэты людей. Их было пятеро.
Когда лодчонка достигла берега, один из сидевших в ней выпрыгнул на доски причала и привязал ее, тогда как остальные кряхтя от натуги, принялись вытаскивать из лодки какой-то большой и, судя по всему, на редкость тяжелый предмет. Подставив плечи под толстый шест, на котором была укреплена эта ноша, они потащили ее за пятым своим товарищем, шедшим налегке. Сидевшие в засаде приметили, что на плечах носильщиков болтались плащи аквилонских солдат — вероятно, перед тем, как отправиться речной дорогой, пиктов сменили доверенные люди Лусиана.
Когда процессия приблизилась к укрытию перед ней, как призрак, явившийся с Серых Равнин, выросла могучая фигура киммерийца.
— Всем стоять! — рявкнул он. — Стоять, или вам конец! - Спутники Конана уже приближались с обнаженными клинками, стараясь отрезать пути к отступлению. Но изменники оказались проворней — они успели сбросить с плеч тяжелый сундук и стремглав бросились к своему суденышку. Один из них перерезал веревку, а остальные, попрыгав в челн, тут же схватились за весла. Однако их командир — а это был Эдрик, находившийся на пару шагов дальше от лодки и тоже попытавшийся спастись бегством — был менее удачлив. Он споткнулся о валявшийся на пристани ящик, и длинный меч Конана уколол его в шею.
— Попробуй только шевельнуться — и это будет твоим последним движением в жизни, — холодно сказал киммериец и повернулся к спутникам. — Преследовать остальных нет смысла, нам вполне достаточно этого пса. Ты ведь не станешь скрывать, Эдрик, кто заманил наших солдат в ловушку? Не сомневаюсь, что у тебя найдется его много такого, о чем стоит рассказать. Не правда ли, приятель?
Изменник угрюмо молчал. Конан бросил на него взгляд, не предвещающий ничего доброго.
— Ладно, у нас еще будет время для беседы. — Он убрал меч и махнул рукой трем аквилонским военачальникам. — Пошли! Отведем его в казарму и допросим.
— Послушай, Конан, — обеспокоено сказал Флавий, — как же мы дотащим этот сундук? Его несли четверо здоровых парней, а нам еще надо присматривать за этим мерзавцем.
— Свяжи ему для начала руки ремнем — его собственным, конечно. И следи хорошенько! Ну, а что касается сундука… — Тут киммериец толкнул побледневшего предателя к Флавию, а сам потянулся, как огромный кот, и расправил плечи. — Попробуйте-ка приподнять его с земли, — кивнул он к Глико и Лаодамасу, — так мне будет сподручнее.
Напрягая все силы, два аквилонца, подставив плечи под жердь, с немалым трудом оторвали тяжеленный груз от досок пристани. Конан согнул спину, примерился — и, взвалив ящик на плечи, резко выпрямившись, встал.
— Великий Митра! — протянул изумленный Лаодамас. — Если бы я не видел этого собственными глазами, никогда б не поверил, что человек способен поднять такую тяжесть!
— Ваше дело — не упустить Эдрика, — буркнул киммериец. — И пошли скорее — не могу сказать, чтобы мне нравилось тащить на хребте этот груз, хоть он и был бы чистым золотом!
Вскоре по улицам Велитриума в предрассветных сумерках двигалась странная процессия: впереди Лаодамас и Глико вели между собой связанного изменника, а Флавий, шедший за ними, время от времени подгонял Эдрика, покалывая между лопатками острием клинка. Последним, сгибаясь и пошатываясь под своей неподъемной ношей, шел гигант-киммериец. Когда они достигли казармы, у часового от удивления отвисла челюсть, но, узнав командиров, он проворно распахнул перед ними ворота.
5
Ящик опустили посреди комнаты в казарме легиона Золотых Львов; рядом с ним на табурет был усажен Эдрик со связанными за спиной руками. Четверо военачальников разместились вокруг него.
— Итак, доказательства перед тобой, Лаодамас, — с трудом переводя дыхание, проговорил киммериец. Потом он обратился к Эдрику: — Ну, приятель, будешь говорить сам, или мне хорошенько попросить тебя об этом? Я, знаешь ли, знаком с некоторыми способами убеждения, которые обычно используют твои друзья пикты.
Пленник угрюмо молчал, опустив голову.
— Прекрасно, — с хмурой усмешкой произнес Конан, — не хочешь по-доброму, не надо. Флавий, — обратился он к полусотнику, — ты отобрал у него нож? Дай-ка его мне. Не люблю портить свой клинок, — пояснил он остальным. — Когда сталь раскаляется докрасна, это не идет ей на пользу.
По лицу Эдрика разлилась смертельная бледность.
— Я все скажу… — прошептал он сдавленным голосом. — Ты, варвар, и в самом деле не остановишься ни перед чем… Так вот: все началось с того, что наш барон, губернатор Орисконии, предложил мне с приятелями немалые деньги, коль мы поможем ему в одном деле… в таком, что в случае успеха Чохира была бы возвращена пиктам. Мы в своей провинции не очень-то интересуемся судьбой других земель, а монеты мне были нужны… И дурак же я был, что согласился! Когда имеешь дело с благородными, ничего хорошего не жди. Эти чванливые свиньи…
— Эй, придержи-ка свой грязный язык, пес! — возмутился Лаодамас. — Как смеешь ты облаивать родовитых людей! Я вырву твой язык и…
Лаодамас не закончил свою угрозу: нетерпеливым жестом оборвав его, Конан велел Эдрику продолжать. Лазутчик признался, что он со своими людьми по приказу графа Лусиана заманил аквилонский отряд в засаду, подстроенную дикарями. Граф, по словам Эдрика, желал доказать пиктам, что обещанное выполнит — иначе он не получил бы денег, в которых очень в тот момент нуждался.