Последний раз был два, нет, уже три года назад. Девочка, которую он тогда выбрал, умирала долго и подарила ему высокое наслаждение. Но… он не должен часто расслабляться. Все это – потом. Сверхличность – он может позволить себе свой взгляд на жизнь и смерть этих ничтожеств. Твари, рождающиеся, чтобы жрать, пить, гадить и исчезнуть, не оставив следа. Плесень, которую он, Тойво, стирает, когда считает нужным. Великий чистильщик Мира. От гниения и грязи, лени и сытости. Мир станет другим, когда Тойво Тон выполнит свое предназначение. И еще один шаг к этому скоро будет сделан.
Тойво стоял на пороге своего дома, такого же скромного, как и все в Тире: каменный первый этаж, деревянный второй. Солнце клонилось к горизонту, в небе громоздились облака, подсвеченные снизу цветом крови и золота. Гавань Тира – извилистый рукав, далеко вдавалась в берег и заканчивалась городом и портом, составлявшим почти единое целое. Шторм отгулял, так и не докатившись до Тира, и оставил по себе, ненадолго, память в виде крупной зыби. Далекий дребезжащий звук затих, потом возник снова: громче и ближе. Эстафета посылала сообщение.
Тойво сошел с деревянного некрашеного крыльца, неспешно направился по пыльной короткой улице к пирсу. «Ретан» уже четверо суток стоял наготове. Пора пришла.
Она не жаловалась, хотя он видел, что каждый шаг причиняет ей боль. Жестом Арни приказал ей войти и захлопнул дверь каюты. Щелкнул замок, теперь его можно открыть только изнутри.
– Что скажешь, хромоножка?
Она не отвечала, оглядывая спартанскую обстановку командирской каюты: два дивана у боковых стен, ближе к иллюминатору – стол с раскрытой переплетом кверху книгой. Затем ее странные темные глаза уставились прямо на него.
– Извини… Можно, я сяду?
Уселась напротив него (ему тоже пришлось сесть, чтобы не остаться стоять перед нею дурак дураком…), со вздохом вытянула ноги, откинулась на кожаную спинку дивана. Просторные брюки, куртка из мягкой серой ткани, короткие сапожки. Куртку скинула, задвигав плечами, бросила небрежно рядом. Расстегнутый ворот белой рубахи открывал шею, сквозь тонкую ткань светились соски небольших, упругих грудей. Широкий черный пояс подчеркивал талию. Волосы пребывали в живописном беспорядке, зная это, она часто поправляла их рукой.
Флуорлампа под потолком постепенно разгоралась, и все четче проступало перед ним в светлеющем полумраке знакомое до боли и, в то же время, уже почти забытое лицо! Вообразить на миг: это его давняя верная подруга, много пройдено вместе и многое впереди… Чуть не зажмурился от готовых подступить слез. (Проклятые нервы!) Ерунда. Сон наяву о несбыточном. Нет этого. И никогда не будет.
Она все молчала, и он решился заговорить первым.
– Сколько… тебе лет?
– Двадцать два, – отвечала охотно, глядя на него с явным интересом. – А тебе?
– Прибавь десять… уже много… – он не собирался отвечать на ее вопрос, но понял это, лишь когда слова сорвались с губ. «Надо допросить ее, нельзя отвлекаться!»
– Дедушка Арни… – она засмеялась и вдруг переменила тему разговора. – Охота была тратить на меня время твоего лекаря?
– Это его работа. Гаяр – хороший врач. А я не мог разговаривать с тобой, пока ты корчишься от боли.
Она осторожно положила ладонь на левое колено. Под серой тканью брюк скрывалась тугая повязка, наложенная умелыми руками Гаяра. (Он предлагал ей дать еще и обезболивающее, но получил отказ). Арни приготовился задать главный вопрос, но не успел. Наоми наклонилась вперед, стаскивая с ног сапожки, поморщилась, снимая левый, поставила на грубый ковер сдвинутые вместе изящные босые ступни.
– У тебя всегда здесь жарища? – откинулась на диван еще больше, почти полулежала, заведя руки за голову.
– Нет… – пробормотал он, потянувшись к переговорной трубке машинного отделения.
– Денис!
– Да, шеф. Уже скоро, – тенорок Дениса звучал глухо.
– Короче?
– Еще на час работы…
– Хорошо. Через час я выброшу тебя за борт.
– …
– Потому что ты попросишь еще час…
Денис истово поклялся в нерушимости своего обещания, но Арни не дослушав, с треском захлопнул крышку переговорника.
Наоми улыбалась.
– Денис твой – записной врун. У него уже все готово. Час он берет про запас, на всякий случай.
– Что ты понимаешь!
– Извини. Опять лезу не в свое дело.
– Да! Я уже многим тебе обязан…, – в горле пересохло, по кончикам пальцев побежали мурашки. Она перебила неожиданно зло: