Тропа вела меж невысоких деревьев все вниз и вниз. Вот на прогалине перед Наоми раскрылся вид на спящий Вагнок. За гребнем Тонкого мыса (она называла его «левой клешней») в утренней смутной дали не увидать синей полосы моря. Рубикон – пролив, отделяющий Остров Ваги от необъятного Мира, был здесь безбрежно широк. Но, если выйти на восточную окраину города в бедняцкие кварталы на берегу Виолы, то, подвернись оказия, можно подняться по главной реке Острова до Лейны, потом, так или иначе, добраться до Верены. Заплатить за проезд на пароме она сможет. В конце-концов, месяца через два она окажется в Мете, а там… Ищите иголку в стоге – Наоми в Мире! Разумеется, дорога оказалась бы проще, будь Виола судоходной в устье. Но природа сама закрыла здесь выход в море прочным замком Виольского водопада.
Меж тем птичьи голоса уже слились в радостный гвалт. Светящиеся полосы облаков у горизонта отмечали место, где вот-вот вынырнет солнце. Наоми остановилась. Нет, не ослышалась. Шаги. Похоже – один человек. И, кажется, она знает, кто. Ей стало не по себе. Все ближе слышался хлест раздвигаемых тонких ветвей. Еще миг и Пини вылетела из-за поворота тропы, задыхаясь от быстрого бега. Первые лучи солнца заблестели золотом в ее волосах.
– Наоми!… Вернись! – голос ее срывался. – Вернись, тебя все равно задержат на Нижней заставе.
Наоми молча стояла, не в силах сказать ни слова. Ну почему, спрашивала она себя, почему это я чувствую себя виноватой? И, отчасти поэтому, а еще дала себя знать усталость, боль в израненных руках, но ответила она грубо:
– Я кого-то убила? Украла что? И потому меня все ловят?
Пини схватила ее за руку, попыталась увлечь за собой.
– Ну, пожалуйста, Наоми! Ты не понимаешь, все образуется. Каких-то полгода и ты будешь наша. Вольна делать, что хочешь. А будут дети – он обеспечит тебя на всю жизнь. Не обделит, ты не знаешь, какой он богатый. Хватает на всех.
Наоми медленно согнула в локте руку, за которую ухватилась Пини. Отклонилась, перенося тяжесть тела назад.
– Я сильнее. Пини, милая, пусти… Это ты не понимаешь – через полгода здесь не будет ничего. Одни пепелища, а… – она мотнула головой в сторону раскинувшейся внизу панорамы Вагнока, – а там только печные трубы торчать останутся.
Пини отпустила ее, отшатнувшись.
– Ты что говоришь? Ты что такое говоришь?
Не двигаясь, смотрела Наоми на потрясенную Пини. Ну, как сказать ей? Кто слепому объяснит, что такое радуга? Или, что гром не страшен, а вот молния, которую он никогда не видит – убивает. И она растерянно искала нужные слова. И почти уже решила взять все обратно, просто, мол, брякнула со злости. И знала, что поступив так, скорее всего утешит Пини…
Если б она не медлила. Если б сразу бросилась бежать – она бы успела. Нижняя застава в последние годы совсем не охранялась, и задержать Наоми было некому. Она имела фору минуты в две перед теми, кто спешил перехватить ее. Достигни они заставы, Наоми была бы уже далеко. Стали бы обшаривать город, но она наверняка бы нашла способ укрыться до поры.
Молодой, еще не годный для верховой езды стикс, выскользнул из зарослей. Мурлыкнул радостно, потерся головой о колени Наоми… Его круглые глаза светились. «Чтоб ты сдох, дружище. Понимаю: ты рад меня видеть. Но какую скверную услугу оказал мне твой тонкий слух. Нет, нет… Живи долго, всю свою кошачью жизнь. Просто я – неудачница». Появилась охрана – вынырнули со всех сторон тихо, окружили…
Кто-то из них вежливо сказал:
– Вы должны пойти с нами.
И Наоми пошла. Рядом всхлипывала Пини:
– Я поговорю с отцом… Все будет хорошо…
На обратном пути, пока ее вели к Гнезду, Наоми не сказала никому ни слова. Когда вновь очутилась во дворце, ей мнилось, что отсутствовала она очень долго, хотя знала – прошло всего полтора часа. Пини бросилась разыскивать отца и вернулась в панике – Вага еще утром уехал в порт. Наоми услышала, как старший в сегодняшней смене сказал:
– Она сама разберется…
И отчаянный вскрик Пини:
– Не надо! Не отдавайте ее Бренде!
Вскоре тяжелая дверь подвала захлопнулась за нею, и были яростно-спокойные слова Бренды.