Дверь захлопнулась, отрезая от Арне удаляющиеся крики Хуго. Кажется, там было что-то о святых братьях и Творец знает что еще. "…Если ты спрашиваешь, могу ли я теперь двигать горы…" — всплыли в памяти рыцаря его собственные слова.
— Вот так-то, девочка… — прошептал он, горько скривив губы. — Зато теперь я точно знаю, что да, могу.
После этого происшествия Арне, можно сказать, даже с некоторым удовлетворением, ожидал дальнейшего развития событий. Беспокойство о жене, конечно, только усилилось, когда он понял, что его друзьям придется противостоять опытному и влиятельному Хуго. Зато вероятность того, что наместник предпочтет просто забыть о нем, оставив гнить в этом каменном мешке, значительно снизилась. Здравый смысл твердил, что если наместник и Секач — заодно, то рассчитывать на честный суд не приходится. Но где-то глубоко в сердце упрямая искорка надежды никак не хотела гаснуть. Сколько ни уговаривай сам себя, что воинский путь короток и опасен, в двадцать один год отчаянно хочется жить
Арне ожидалось бы намного легче, если бы он знал, какие баталии разгораются сейчас наверху, в рабочих комнатах наместника.
— Да, я понимаю Ваши доводы. — Сочувственно кивал головой благообразный храмовник средних лет, зябко кутая руки в рукава летней рясы. Лето оказалось обманчивым, поманив первым теплом и, пусть и с запозданием, уступив место овечьим холодам. — Нет, я не стану ничего подписывать без освидетельствования. Я должен сам побеседовать с этим молодым человеком.
— Святой брат! — деланно возмущался наместник, — я уверяю Вас, ничего нового Вы не узнаете. Барон Хуго не первый год знает этого юношу, тому доводилось служить под началом барона. Неужели Вы сомневаетесь в опыте старого воина Его Величества?
— Никоим образом! — Все так же вежливо уверял святой брат. — Но Вам, как и господину барону, должно быть известно, что именно Его Величество настаивает на подробном разбирательстве, требуя доказательств злоупотребления даром Творца и намеренного причинения вреда людям, животным или урожаю.
— Но разве нападение на вышестоящего не может расцениваться как злонамеренное деяние? Он же меня убить пытался! — Начал терять терпение барон, сидящий тут же.
— Терпение, Хуго, — предостерегающе сказал наместник, — святой брат всего лишь следует правилам.
— Именно! — Храмовник закивал так обрадованно, словно ему только что сообщили о переводе на службу в лучший храм столицы. — Вам, господин барон, как человеку военному, это должно быть знакомо. Мы сейчас быстренько побеседуем с обвиняемым, выслушаем его доводы, а потом уже составим петицию для утверждения приговора (если таковой последует) в главном храме.
— Да это же займет уйму времени! — Снова возмутился Секач, но был остановлен строгим взглядом наместника.
— Святой брат, — продолжал свои увещевания наместник, — мы же оба понимаем, что утверждение главным храмом приговора — это пустая формальность. Они никогда не оспорят Ваше решение, доверяя Вашему многолетнему опыту и безупречной репутации.
Так, может, не стоит тянуть? Время неспокойное, военное, и кто знает, не устроят ли сообщники колдуна какой-нибудь пакости, стремясь отвлечь наше внимание от этого дела…
— Господин наместник, — нарушить спокойствие святого брата, казалось, не сможет даже внезапный камнепад, — если бы время действительно было военным, я бы, пожалуй, мог согласиться с Вашими доводами. Но, милостью Творца и стараниями Его Величества, у нас уже больше месяца царит мир.
Так что, как ни крути, нам придется точно следовать официальным правилам Храма. Тем более, как я понял, речь идет о рыцаре, заслужившем похвалу Его Величества, а не о какой-то крестьянской девке.
Эти препирательства под видом вежливой беседы тянулись еще некоторое время, пока наместник, у которого на сегодня была назначена еще одна важная встреча, не вынужден был сдаться. Когда святой брат, разразившись на прощание очередной длинной хвалебной тирадой, удалился, Хуго с досадой стукнул кулаком по столу. Массивное дерево выдержало, а вот кубок из драгоценного стекла, стоящий на краю, покачнулся и чуть было не упал, расплескав заморское вино.
— Ха! — Барон гордо поставил спасенный кубок обратно на стол, демонстрируя наместнику, что не пришло еще его время уходить на покой.
— Да ладно тебе, дружище, перед мальчишками своими красуйся. — Устало отмахнулся тот. — Я и не говорю тебе, что ты старый или немощный. Всего лишь то, что наше время уходит безвозвратно.