— Вы что тут делаете, гражданин? — услышал он строгий голос и оглянулся.
Перед ним стоял рыжий, одетый в военную форму человек. Кулаков сразу признал Южакова.
— Алексей! Да неужели это ты?
— Павлушка, черт! Откуда взялся? Давно ли в Москве? — засыпал вопросами Южаков.
Они вместе провели год в Тобольске, вместе мечтали о революции. Но все равно приятно встретить товарища, с которым пережил тяжелые времена.
— Я расстался с тобой в Тобольске. Меня загнали в городишко Березов, а тебя? — спрашивал Южаков.
— Сперва был вечным поселенцем на Северном Урале, потом перевели на Лену, в сельцо Манзурка, тоже на вечное поселение.
— Сменяли вечность на вечность, — рассмеялся Южаков. — Когда же освободился?
— Керенский объявил амнистию, и я вернулся. Сейчас из Ярославля, — коротко ответил Кулаков.
— Ты по-прежнему эсер?
— Избран делегатом на съезд от левых эсеров.
— Какой у тебя номер? Я загляну к тебе, а сейчас иду к Якову Михайловичу по срочному делу.
— Кто это — Яков Михайлович?
— Да Свердлов же, председатель ВЦИК.
— Ты что, его заместитель?
— Пока нос не дорос. Я только начальник охраны «Метрополя».
— Это почетнее, чем заместитель. Ты охраняешь главу республики.
— Я забегу к тебе, Павел, и тогда покалякаем по душам. — Южаков похлопал по плечу товарища и скрылся за дверью приемной.
В большой угловой комнате, когда-то роскошно обставленной, теперь стоял канцелярский стол, венские, с гнутыми спинками, стулья, узкая железная кровать, покрытая клетчатым пледом. У окна Свердлов и Фрунзе разговаривали вполголоса, когда вошел Южаков.
— Что-нибудь случилось? — спросил Свердлов. — Почему у тебя такой встревоженный вид?
— Под сценой Большого театра обнаружена «адская машина», — с порога выпалил Южаков.
Свердлов снял пенсне, близоруко сощурился, спросил кратко:
— Кто?
— Пока неизвестно.
Свердлов накинул на плечи черную кожаную куртку и, держа в пальцах пенсне, обратился к Фрунзе:
— Михаил Васильевич, взглянем на эту штуковину? «Адская машина» — придумают же такое дурацкое название...
На сизом рассвете вспыхивала и гасла под лиловыми молниями громада Большого театра, темные квадраты мрака таились между колоннами. Свердлов, Фрунзе и Южаков вошли служебным ходом в Большой театр. Дежурный чекист показал «адскую машину», повторяя в свое оправдание:
— Еще не узнали, кто это подстроил, но узнаем, узнаем, товарищ Свердлов. Обязательно выясним!
— Дзержинскому сообщили?
— В тот же час.
— Вот пусть он и узнает. — Свердлов прошелся по сцене, обратил внимание на задник, изображавший развалины средневекового замка.
— Что за развалины?
— Декорации к опере «Гугеноты», — объяснил дежурный.
— Они будут стоять и при открытии съезда? — поинтересовался Свердлов.
— А разве дурно?
— Средневековые развалины — и съезд Советов. Смешно... — вставил свое слово Фрунзе.
— А какие другие?
— Декорации к «Евгению Онегину» хотя бы. Это же свое, русское, и все почувствуют, что свое, — посоветовал Фрунзе.
Они вернулись в «Метрополь». Не успел Свердлов перешагнуть порог номера, зазвонил телефон.
— Приемная председателя ВЦИК, — сказал Свердлов.
— Здравствуй, Яков. Это я, — донеслось из трубки.
— Добрый вечер, Феликс.
— Уже четвертый час утра. Почему не спишь?
— Такой же вопрос задаю тебе.
— Чека должна быть начеку...
— То-то, «начеку»... Об «адской машине» под сценой Большого театра доложили? Я только что осмотрел эту штуку. Если бы взорвалась во время съезда, весь президиум взлетел бы на воздух.
— Уже арестовали кое-кого. Нащупываем следы.
— Кто мог организовать покушение?
— Монархисты могли.
— А еще?
— Правые эсеры. Борис-то Савинков не дремлет.
— А левые?
— Кто знает; хотя они, как и анархисты, живут авантюрами, — ответил Дзержинский.
На Театральной площади вспыхнула револьверная стрельба, раздался топот многочисленных ног; Свердлов, оторвав от уха телефонную трубку, прислушивался к уличной суматохе.
— Алло! Алло! Куда ты делся, Яков?
— У телефона я. На Театральной площади целая баталия, кто-то в кого-то стреляет — или грабят, или убивают. Под носом у Чека, под боком у правительства... Черт знает что такое! — возмутился Свердлов.