Мерно переговаривались струны, тихо текла беседа между сказителем и его поводырем, и слушали ратники голоса былинные:
И ответствовал тут Политушка Своим батюшке а и с матушкой: «Не хочу яз быть захребетником, Для заботы плечо молодецкое, Нам во старости яз опорою, А во горести вам отрадою...»Но вот заговорила мудрость, отмеченная светом прожитых лет. Богатыри русские — защитники родной земли — с интересом прислушивались к ответу старых родителей своему вновь обретенному сыну:
А и сказывали тут родители, А и батюшка с родной матушкой: «Дал Перун тебе стать могутную, Силу сильную богатырскую! А плечо твое молодецкое Для опоры не нам, а Святой Руси! Ибо горесть земли Святорусския В тыщу горестей против нашия. Мы ж родной земле, чать, не пасынки - Кровь от крови ее, плоть от плотии! Если горе падет в землю Русскую, Нам горючей всего жить на светушке. Ну, а радость на Русь - Нам в сто радостей. A и слава ее - Пусть потомкам в век! И жила бы Русь песней светлою, Да враги ее заколдобили: Жжет поля земли Святорусския Змей Горынович — сын Кагановый. Он отцов мертвит, да их жен вдовит, Сиротит слабит детушек малы их. Ополчи ты десницу могутную Да на злого Змея поганого. Коль с победой придешь — слава воину! Коли в битве падешь — память вечная!»Все ратники, как один, вздохнули с облегчением, пораженные мудрой речью родительской. Многие из них поступили бы точно так же, хотя нет горшей судьбины, чем расстаться, может быть, навсегда, с единственным сыном.
Но что же ответит сын? Не испугается ли смерти? Не растратит ли силушку свою богатырскую в гульбе да ярмарочной похвальбе?.. Но гусляр продолжал:
Загорелась душа добра молодца. Поклонился он батюшке с матушкой, Вырвал с корнем дуб трехсотлетним — Сделал палицу богатырския. Взял в тряпицу он горстью полныя Да родной земли, потом вспоенной. Бра л тростиночку он да водицы налил Как из тихой речки Лебединки.И вот весело заплясали струны. Напряжение спало. Заулыбались русичи. И даже пламя костра, казалось, весело приплясывало в такт музыке...
Вот идет богатырь по полюшку. Он дубинкой своей да помахивает, Да чуток no-соловьи посвистывает. А от маха того ковыль клонится, Да овраги в степи прорываются В мать сыру землю Глубиной в версту! А от свиста того да Соловьева Припадают к траве дерева-леса, А козорин летит головой в бурьян; Печенег лихой катом катится, На краю земли только может встать!Но вот тревога обуяла сердца сторонников, Гусли внезапно оборвали веселый перезвон: плясовая кончилась.
Как подходит Полита Буславич-та К той высокой горке Кагановой, Што над речкой Итилью возвысилась, Подпирает небо высокое. Там парят орлы По три года в пути, А вершины доселе не видывали! А кругом горы не трава растет, А стоят востры колья железные Лесом черным, диким, немерянным. А на каждом колу голова торчит, А и сколь тех голов — не сощитано!Струны гудели тревогой, голос слепого сказителя внушал трепет в сердца...
Омывает тот лесец реченька, Дым клубится над темной равниною. А во той-та речке широкия Не водица течет студеная, А как кровь-руда та горячая! А как бросил Полита Буслава сын Да былинку в ту речку рудую: Почернела былинка и вспыхнула — Только серым пятнышком пепельным И остался след от былиночки. Тут сказала земля ему родная, Што у сердца была богатырского: «Ой ты, молодец добрый Политушка, Ты кидай меня в речку рудую — Так авось мы мосточек и выстроим, Злого ворога с горки повытравим!» И бросал богатырь горсть родной земли, Горсть святой земли, потом вспоенной. Как бросал ее в речку рудую, Речку дымную ту, кровавую.Казалось, вдруг лопнули струны! Рванулся ввысь мальчишеский дискант. Сжались сердца слушателей.
Вдруг взбурлил огонь, Аж до неба стал! И спалил орлам крылья легкия, И упали они головешками На немирну землю ту горючую! Как огонь облака-то подпаливает, Мечет стрелочки-ma багровыя До вершины горы, што орлам невмочь! Тут Полита Буславич понурился, Отступил на шаг, пригорюнился... И услыхивал он голос ласковый, Голос тихой речки Лебединки: «Ой ты, молодец добрый Политушка, Ты возьми меня, воду светлую, Из родной стороны Святорусския. Ты плесни меня да во злой огонь: Так авось мы уймем пламя буйное Да и ворога с горки повытравим!» И плеснул богатырь воду светлыя, Воду чистыя из Лебединки — Речки тихия, речки малыя Из родной стороны Святорусския. Вмиг опало пламя могутное, Зажурчала речка, да не кровию И не злым огнем ожигающим, А той чистой водой родниковою, Што налита из речки Лебединки Да у насыпи из родной земли. Тут прошел богатырь через реченьку, Подступился он к горке Кагановой. А как в той-то горе дверь железная, Дверка крепкая да на версту ввысь. А замочки на ней стопудовые, А петельки на ней как во тыщу пуд!Опять заплясали струны. Но одна из них — самая низкая — продолжала гудеть тревогой...
Тут притопнул Полита с веселостью Да как кликнет голосом громкиим: «Эй ты, Змей — нутро ненасытное! Разве так-то, поганый Горынович, Да встречают гостей долгожданныих, Што приходят к тебе из Святой Руси?! А пошто во горе ты пришипился? Аль колени от страха не выпрямишь? Языком повернуть не осмелишься? Али силу казать стесняешься!» Как от голоса богатырского Закачалась гора Каганова. На вершине ее тут окошечко. Заскрипевши, вдруг отворилося.К басовой струне присоединилась еще одна — тревога нарастала. Но веселость струилась неистребимым светом:
Вылетает оттель ворон черныя, Птица пакостна, вполверсту крыло. Молвит голосом он человеческим: «Што пищишь ты, мужик неотесанный Как комарик, на ветке сидючи? Спит властитель наш Змей Горынович Почивает от дел многотрудныих После ловли на землях Русии! От работы такой да охотницкой Он проснется не ранее месяца... Ты бежал бы отсель, мужик-лапотник, Не то голову сломишь — спохватишься Дак ить новой тебе не приделают!» Не ответил Полита, Буслава сын, Той пичуге — почел зазорныим. А хватил лапотком он по дверочке: Загремели замки стопудовые, Застонали петельки, што в тыщу пуд Грохот тукнулся в небе черныим! От удара того богатырского Вполовину та горка осыпалась. От могутного грома железного Ворон пал да на землю каменную И сломал себе шею черную, Изошел смрадным дымом поганыим!