Росита с трудом удерживала «сеат» на дороге. Одинокий путешественник слез с мотоцикла, секунду он выделялся, точно силуэт на гравюре, а в свете молнии — словно скульптура среди полей. Парковка у кафе практически пуста. Выйдя из автомобиля, они оказались по щиколотку в воде. Когда оба бежали к террасе, под навес, то услышали, как где-то потрескивает пожар, а вокруг свистит ветер. Серое море слилось с серым небом, прибрежный островок совсем скрылся.
На всей террасе пять посетителей. Чуть в глубине две женщины в дождевиках, черный человек в желтой рубашке пытается читать. За соседним столиком — супружеская пара. «Довольно, чтобы снимать фильм», — заметил Рудольф.
Росита знает, что ему повсюду видятся кинокадры, и почти всегда с ним соглашается. Так и здесь — единство времени, места и действия. Драматизма хоть отбавляй — снаружи бушует гроза, а супруги по соседству только что, судя по всему, серьезно поругались и теперь стараются скрыть гнев. И без слов понятно. Женщина красива: туфли, блузка, дождевик — все белого цвета, и, будто этого мало, губы, крашенные светлой, почти фосфоресцирующей помадой, словно под стать грозе. Ей, похоже, не холодно, а вот муж мерзнет, завернувшись в красную ветровку, и угрюмо смотрит в пол. В руке у него большая рюмка коньяку.
Вряд ли в Росите есть что-то общее с женщиной, но вместе эта пара — это ее собственный брак, только в кривом зеркале. Все же Росита промолчала. Стратегия сработала: тоскливая непогода отвлекла Рудольфа от скорбных дум. Он, казалось, получил с небес электрический заряд, и Росита заметила, что он наблюдает, как женщина пытается поймать молнию маленьким цифровым фотоаппаратом. Так он смотрит, когда думает о скульптуре, которую создаст в один прекрасный день.
Трудно сказать, можно ли нахмурить губы… Но с Рудольфом происходило именно это — напряженный, до невозможности жадно стиснутый рот, взгляд ловит каждое движение фотоаппарата: женщина снова и снова поднимает его высоко вверх и наводит на молнию, но всякий раз запаздывает. А молния… В этих краях грозы совсем особенные. За снопами длинных ослепительно-белых лучей раскаты грома, все сильнее и все ближе.
— Прекрати эту дурь, — раздался голос мужчины из ветровки. Он говорил по-немецки, громко, уверенный, что его не поймут. Росита, похожая на испанку, заказала еду по-испански. Женщина сделала еще один снимок и теперь смотрела, удалось ли на этот раз поймать молнию.
— Говнюк. Самое что ни на есть дерьмо, — ответила она спокойным, ровным тоном, будто это было сообщение для пассажиров лайнера. — Отцепись от меня или уходи в гостиницу. Я буду продолжать до тех пор, пока… — конец фразы заглушил раскат грома такой силы, что все на террасе заходило ходуном.
— Ну уж это ты, по крайней мере, не сфотографируешь, — ответил мужчина.
При следующем ударе погас свет. Лишь когда сверкала молния, глаз различал плетень из толстых веток, отделявший террасу от склона, сбегающего к пляжу, и разбивающиеся о берег волны. Женщина снова пыталась снять на камеру электрические письмена, прерывистым узором тянувшиеся вдоль горизонта. Раз за разом слышался резкий щелчок фотоаппарата и дрожала красная лампочка. За несколько секунд до того, как на террасе снова зажглись неоновые лампы, мужчина выбил из рук жены камеру — она упала в лужу воды у края веранды. Женщина ударила его по лицу и снова произнесла ругательство, на этот раз под визгливый аккомпанемент упавшего алюминиевого стула, — мужчина резко встал. Он направился, словно робот, к лестнице, ведущей к пляжу, все еще держа в руке рюмку с коньяком. Официант, следивший за террасой, защищенный окнами, вышел было наружу, но его опередил черный человек, он бросился к ступенькам, по которым медленно спускался мужчина.
В памяти Роситы навсегда осталась жуткая смена света и тьмы — человек с рюмкой то появлялся, то пропадал из виду, словно проглоченный темнотой. Он шел к морю все той же механической походкой, и порой удавалось рассмотреть, как он отдалялся.
— Топиться пошел, — сказал Рудольф. Но вышло иначе.
Когда мужчину ударило молнией, мгновение казалось, что на него пролился поток электричества. Вдоль темного тела — жидкие искры, стремительной линией — белый свет. Они услышали его крик, заглушивший даже грозу. Нечленораздельный звук, потонувший в женском вопле и новом раскате грома. Они видели, как официант и черный человек стояли, склонившись над скорчившейся фигурой, но не смели коснуться ее. Это случилось много позже, когда, громко сигналя, подъехали полиция и машина «скорой помощи».