Гроза недобро улыбнулся. Вот оно что на самом деле. Он же в камуфляже вышел погулять, не в гражданском. Надел, даже не задумываясь. По привычке. Ей-богу, лучше бы этот качок за свой хер беспокоился, чем гнал на вернувшихся с войны. Остатками здравого смысла Гроза понимал, что оттуда приезжали разными. Кто-то к бандюганам ушёл, кто-то просто творил беспредел. Понимал, но злость шибанула в башку с такой силой, что аж дышать стало сложно. Особенно, когда мужик, видя его замешательство, всё-таки накинулся на него. Гроза легко ушёл от выпада, пробил в солнечное сплетение. Тут же ещё одним ударом — в висок. Качок зашатался… Упал бы, если бы Гроза его за шиворот не схватил и к воде не потащил. Тот как сообразил, куда его волокут, задёргался. Гроза взял его в захват и окунул в воду. Мужик замолотил руками, но Гроза только сильнее его притопил. Животная ярость била по мозгам как тяжёлым молотом. И ощущение какой-то правильности накатывало. Первый же начал, вот пусть и расхлёбывает — прямо из озера.
Гроза бы его утопил. Ещё секунд десять и всё — поплыл бы покойничек. Почувствовал, как ему на плечо легла рука. Обернулся и, его как током прошибло. Тихон. Он мужика сразу отпустил. Тот морду из воды высунул, закашлялся. Сипел что-то, угрожал. А Тихон смотрел, не отрываясь. Не такой, как тогда… в прицеле, а как будто живой.
— Не надо, — попросил он.
В первый раз Тихон заговорил. Гроза думал, что тот всегда молчит, потому что он ни разу не слышал его голос, и разбушевавшееся сознание не смогло придумать.
— Это не враг, оставь его.
Грозу затрясло. Он даже не сразу заметил, что мужик поднялся на ноги.
— Я на тебя… с-суку, заяву напишу, понял? — прохрипел он, торопливо уходя прочь.
— Напишешь, я тебя урою так, что не найдут! — рявкнул вслед Гроза.
Перевёл взгляд на Тихона. Тот ему светло улыбнулся и пропал. А перед глазами снова заметался песок. Ветер тогда был сильный, он как сейчас запомнил. Чехи позабавиться решили. Подвесили пленного за руки на дерево. Исполосованного всего. Гроза даже думать не хотел, сколько тот промучился. Он залёг на позиции, пока бойцы к точке подходили, чтобы раздавить чеченцев к ебене матери. Смотрел на парнишку. Молодой совсем. Школьник поди вчерашний. Не жилец. Он по губам прочитал, что парнишка сказал. А по глазам понял, о чём тот просил. СВД послушно выплюнула две пули. В чеченца, который к нему подходил с тесаком. В парня — прямо в сердце. Вот и всё. Отстрадал мальчишка своё. А Гроза тогда много чехов завалил. Раненый не раненый, сдаётся или нет — всех порешил. Да и свои никого живым не брали. Какой плен для тех, кто людей как баранов резал?
Воспоминания нахлынули с такой силой, что Гроза схватился за голову. Всё снова стояло перед глазами. И опорка та, откуда они боевиков выдавили. И как на следующий день их перебросили на другую позицию. Надо было ехать через аул — либо силой пробиваться, либо хитростью. Выбрали второе. Он тогда сам напросился в вылазку. Даром, что снайпер.
Гроза заставил себя пойти вперёд. Мужика давно уж и след простыл. Напишет заяву — и похуй на него. Через пару шагов снова накрыло — холодом, темнотой нездешней ночи. Они как тени пробрались в аул, чтобы чужие законы вывернуть в свою пользу. Все ему говорили, что его либо сломает, либо он зачерствеет. Правы походу оказались те, кто говорил про сломает. Странно только как-то. Там держался, старался по крайней мере, а домой вернулся и посыпался. Сука… Да что за жизнь-то? Как её жить? Как в неё вернуться? Снайпер с позывным Гроза там своё отслужил, а Борис Морозов здесь, на гражданке, нахуй никому не нужен. Он вот шёл вроде бы домой. Небо родное, озерцо. А видел, как они на рассвете въезжали в аул. В гробовой тишине под взгляды чеченцев. С башкой их старейшины на капоте “уазика”. Видел, как накануне ночью он своими руками эту башку отрезал.
Гроза с силой саданул кулаком об забор. Боль почти не ощущалась.
Дома слегка отпустило. Без топлива злость долго не держалась. Ушла как вода в песок, вместо неё остались усталость и страх окончательно сойти с ума. Следующие два дня Гроза просидел в коммуналке. Жил на гречке с тушёнкой, готовил на электроплитке в комнате. Выходил только на общую кухню посуду помыть, в душ да по нужде. Держался, чтобы не забухать. Слушал зарубежный рок на стареньком кассетнике. Гроза ни слова не понимал, но пели хорошо, душевно. Смотрел старые боевики по телику, читал книги. От предыдущего владельца осталась целая библиотека. Гроза когда после срочки вернулся, ему выдали ключи от комнаты — подошла его очередь на жильё. Соседи сказали, что предыдущий хозяин прямо на диване откис. По запаху поняли, что помер. Наследников не нашлось. Комнату как опечатали, так никто туда не заходил. Гроза тогда радовался до усрачки. В те времена у него каждая копейка была на счету, а тут добра подвалило. Полки с кучей книг по обе стороны окна. Диван с креслом, шкаф, стол. Даже электрочайник с посудой остались. Удивительно, что жэковские не вынесли. Гроза реально на седьмом небе от счастья был, когда всё это увидел. Да и вообще осознание, что у него, наконец, свой дом появился, отдавалось тёплой радостью. Он как в двенадцать лет волей судьбы переехал в детдом, так и почти отвык, что это такое — родной дом. Да и разве могли его испугать байки про покойника? Диван, правда, всё равно пришлось поменять. Но не потому что суеверный, а вонь намертво въелась в матрас. А Грозу от запаха мертвечины на гражданке физически воротило. Он всё залил химозой, чтобы только его перебить.