— Да, а что? — непослушным языком ответил военный, приподняв одну бровь, мутным взглядом ощупал незваного попутчика.
Бергер еще больше воспрял духом, угадав в его заплетающейся речи немецкий акцент.
— Подскажи друг, где здесь проживает майор Фалькенберг, а то у этих местных ни черта нельзя добиться.
— А с кем имею честь?
— Поручик Бергер, — нетерпеливо ответил Яков, — друг его старый. Ну, так знаешь?
— Хорошо, пойдем, покажу, — кивнул гвардеец и, сильно пошатнувшись, зашагал дальше. Они дошли до очередного перекрестка.
— Вон там, третий или четвертый дом, — махнул попутчик Бергера, — с тебя штоф, — криво улыбнулся он и пошел дальше. А Бергер бегом побежал в указанном направлении. Через пару секунд он уже стучал в калитку, очень похожую на ту, у которой его сегодня уже раз подкараулило досадное разочарование. Только растительности во дворе было несколько меньше. Через некоторое время показалась сгорбленная бабулька в цветастом передничке.
— Здесь ли квартирует майор Фалькенберг? — с мольбой спросил Бергер.
— Нет, — прищурилась старушка.
Поручик готов был разрыдаться или убить кого-нибудь.
— Яков, что тебя сюда занесло? — услышал он знакомый голос с другой стороны улицы. За забором стоял Фалькенберг. Рыжие усы. Светло-карие, с желтизной, глаза. Лицо выражало недоброжелательность.
— Так я к тебе, дружище! — подпрыгнул Бергер.
— Выпивки у меня нет, и денег взаймы тоже.
Старушка, хмыкнув, пошла в дом.
— Какие деньги, какая выпивка! — не обращая внимания на его тон, ликовал Яков. — У меня к тебе дело. Ты сейчас благодарить будешь судьбу, потому что такой удачи в твоей жизни еще не было!
— Какое дело? — недоверчиво перекосил лицо майор.
— Пойдем в дом, тут ни к чему случайные уши, — сказал поручик, переходя на шепот, и потянул его за локоть.
Они вошли в дом. Строение времен Петра, добротное, с высокими потолками, белеными каменными стенами, давно не знало хозяйской руки. Штукатурка местами обвалилась, выставляя напоказ набитые полоски дранки. Потолок в углу, судя по желтым разводам, протекал. Довершали картину засыпанный крошками, обсиженный мухами стол и застеленная несвежим бельем, неубранная постель.
Фалькенберг плюхнулся на кровать, откинулся на локти.
— Рассказывай.
Бергер сел на стул, сначала осторожно — не развалится ли? — потом смелее и, наклонившись вперед, в двух словах рассказал о речах Лопухина и подробнее о своем визите к Лестоку, и уж совсем в деталях о важном задании и обещанном вознаграждении. В ходе его речи майор подобрался, сел ровно и, взяв со стола нож, задумчиво вертел его вокруг продольной оси, уперев острие в подушечку большого пальца.
— Нам всего-то и надо, вызвать этого олуха на разговор, да заставить наболтать побольше. Он до этого большой любитель, — заверительным тоном говорил Бергер.
— Что ж, друг, — медленно растягивая губы в улыбку, отозвался Фалькенберг, — ты можешь рассчитывать на меня при условии — в очередной раз к Лестоку мы пойдем вместе.
— Конечно, дружище, о чем разговор.
— Тогда, почему мы теряем время? — энергично и весело Фалькенберг поднялся с кровати.
— Так, давай не будем его терять! — воскликнул поручик, менее суток назад называвший другом Ивана Лопухина.
*
В тот же вечер восемнадцатого июля Иван Лопухин был у Михаила Ларионовича Воронцова, сподвижника вице-канцлера, с письмом от отца. Степан Васильевич просил похлопотать о возвращении сыну чина полковника и назначении в гвардию. Граф любезно согласился, сделать все в лучшем виде и в кратчайшие сроки. Настроение у Ивана стало отличным, и он подумывал, что хорошо бы отпраздновать удачу в приличной компании. Поразмыслив, он решил зайти в гости к поручику Измайловского полка Ивану Мошкову, своему давнему приятелю, вхожему в дом его родителей. Но в скромном особняке Мошкова, его слуга Лука, мужичок средних лет с круглым животиком и небольшой лысиной на макушке, с радостной улыбкой сообщил:
— Барина дома нет.
— А где?
— Не изволили отчитаться. Я-то думал, он к вам пошел, а тут вы являетесь, — Лука пожал плечами.
— Куда ко мне — на квартиру или к родителям?
— А я почем знаю? — картинно развел руки Лука.
— Ладно, — буркнул Иван.
Выходя от Мошкова, он рассуждал: «Если Ванька пошел на квартиру, то раз меня там нет, то и ему там делать нечего. Значит, искать его там бесполезно. А вот если заглянул к матушке, то мог остаться, побеседовать с ней. Загляну туда, а уж коли и там нет, то пойду в кабак сам. Там-то точно кого-нибудь встречу. А может, зайду к Бестужевым…»
Однако на подходе к родительскому дому встретились ему Бергер и Фалькенберг.
— Ба, Ваня! Да, ты никак домой идешь, в тот час, когда все выходят из дому, — насмешливо воскликнул Фалькенберг.
— Я думал найти там Мошкова, — отнекивался Лопухин.
— Слушай, а это не карета его родителей проехала нам навстречу четверть часа назад? — обратился Фалькенберг к Бергеру.
— Да, по-моему, это была карета твоей матушки, — закивал поручик.
— Не расстраивайся, Ванюша, мы как раз идем к Берглеру. Присоединяйся! — обнял его за плечи майор.
— Вот теперь пойдет веселье, с Ванюшей скучно не бывает, знаешь, — похвалил Лопухина Бергер, обращаясь к Фалькенбергу.
Друзья Лопухина пребывали в особом кураже. Они наполняли рюмки, с призывом: «До дна». Ободряюще хлопали Ваньку, честно их осушающего, по спине, смеясь, наливали следующие. Свои же тайком выливали под стол, мастерски разыгрывая опьянение. Иван крутил головой, осоловело и добродушно смотря на своих собутыльников. Хмелея, он готов был вывернуть карманы и развернуть душу скатертью. Но вот на смелые речи его вызвать, никак не удавалось. То ли, будучи в хорошем настроении, он не имел желания ругать существующие порядки и власть, то ли понял, что накануне наговорил лишнего, а может, не настолько хорошо знакомый, Фалькенберг вызывал в его бесшабашном разуме опасения. Последнее, впрочем, маловероятно. Но, так или иначе, Лопухин говорил о чем угодно: о женщинах, о лошадях, о качестве выпивки и закуски, но только не о том, что было нужно спаивающим его приятелям. Даже, когда Фалькенберг в нетерпении задавал вопросы вроде:
— Не кажется ли вам, друзья, что при прежнем правлении жизнь была куда порядочнее, а нынче вся Россия катится вниз вместе с разгульной императрицей?
— Истинно так, — поддерживал его Бергер.
Ванька же только ухмылялся, согласно кивая, и энергично откусывал куски от куриного окорока.
— Похоже, он не такой дурак, — сказал Фалькенберг Бергеру после того, как они оттащили не владеющего ни ногами, ни языком Лопухина на его квартиру.
— Сам не знаю, что на него нашло, — оправдывался Бергер, с досадой разводя руками, — вчера совсем другой был.
Но все же, ангел-хранитель Лопухина поздно спохватился его оберегать: беда, опутав своими щупальцами, упорно тянула вниз.
— А, не переживай, — оптимистично подмигнул Бергеру Фалькенберг, — не сегодня, так завтра он нам что-нибудь брякнет, а, что не доскажет, сами придумаем. Было б, что Лестоку донести. Там же Ванька признается и в том, что говорил, и в том, чего не говорил. Духом он, к счастью, не силен. Нам же останется только, как это говорят, пожинать плоды, — засмеялся он.
Утром оба «доброжелателя» опять пришли к Ивану с бутылью водки на опохмел. Ничего не подозревающий Ванька расплылся в благодарной улыбке.
— Вот, что значит, настоящие друзья: вы просто возвращаете меня к жизни.
Оправившись от мучений похмелья, умывшись холодной водой, Лопухин, недолго собираясь, отправился гулять дальше в компании ставших вдруг такими близкими приятелей.
На Мойке, обогнав их, остановился экипаж. У Ивана все еще не прояснилось в голове, и он даже не сразу сообразил, что это карета его матери, пока она не выглянула и не окликнула его.
— Ваня, что за вид? — осуждающе осматривая сына, промолвила княгиня, едва он подошел. — Ты расстраиваешь меня. Ты много пьешь последнее время?
— Матушка, что вы, в самом деле? Посидели вчера немного, выпили… Вы будете мне морали читать? — с упреком ответил ей Иван.