Ушаков наклонился к ней и произнес увещевательно:
— Надеюсь, ты понимаешь, что в твоих интересах говорить всю правду, ибо нас не перехитришь.
— А в чем дело? В чем меня обвиняют? — Лопухина положила предплечье левой руки на стол и, опираясь на него, наклонилась вперед. Пальцы предательски дрожали, и она свесила кисть, спрятав ее за столешницей. Ушаков заметил этот торопливый жест и усмехнулся.
— Пока ни в чем, но думаю, за этим дело не станет. Впрочем, если ты будешь говорить правду, то, возможно, сможешь помочь себе и своему сыну.
— Я не собираюсь лгать, — дрогнувшим голосом ответила Наталья.
— Вот и хорошо! — улыбнулся инквизитор. — Тогда скажи, бывал ли у тебя маркиз де Ботта?
— Бывал несколько раз в Москве, да однажды в Петербурге.
— А от чего решил покинуть Россию, говаривал ли.
— Он говорил как-то, что ему здесь воздух нездоров, — Наташа постаралась изобразить недоумение, хотя направление мыслей следователя начало проясняться.
— Когда он говорил, что не будет спокоен до тех пор, пока не поможет принцессе Анне и принцу Иоанну, почему не донесла и сыну запрещала говорить? — взгляд инквизитора стал сверлящим.
Наташа в коротком замешательстве опустила глаза.
«Так и есть, им стало известно о разговорах с Боттой. Эх, Ваня… Но, если Ваня об этом уже рассказал, то отпираться глупо…»
Она решительно посмотрела в лицо Ушакова.
— Да, не донесла, потому что, не имея у ее величества милости, думала, не изволит поверить. А, когда маркиз о том говорил, то сказала, чтоб они каши не заварили и не делали в России беспокойств, а старались бы только, чтобы принцессу с семейством к родственникам отпустили. Сказала же то из сожаления, поскольку принцесса была ко мне милостива.
Ушаков недовольно покривился, почесал правое веко.
— Муж ведает ли о твоих с Боттой намерениях?
— Каких намерениях? Я никаких намерений не имею. Что до разговоров, то их от мужа утаивала, говорил ли Ботта с ним, не знаю.
Главный в стране полицейский подвигал тонкими губами, громко шмыгнул, дернув щекой, и, положив высоко поднятый подбородок на сцепленные в замок руки, продолжал.
— Какое неудовольствие имеете от нынешнего правительства и с какими намерениями разглашаете?
— Что деревня отнята, и сын не камер-юнкер, — произнесла Наташа тоном обиженного, но смирившегося человека, — но, — она развела руками, — сие не разглашается, а говорится без умыслу.
— Какие слова, вредительные чести ее величества, и с кем говаривала? — повысил тон прокурор.
— Ничего и ни с кем такого не говорила.
— Что ж посмотрим, что у нас получится, — неопределенно сказал Ушаков, поднимаясь. — А ты подпиши бумагу-то.
Демидов протянул ей листы с записью допроса.
— Но я не владею русской грамотой, как я могу подписать это? — робко возразила Наталья.
Андрей Иванович раздул ноздри, подрагивая верхней губой, свысока посмотрел в широко раскрытые глаза женщины. Наташа внутренне сжалась — «Залезть бы под стол!» — но выдержала этот взгляд.
— Что ж зачитай ей, — процедил инквизитор, сенатору, не отрывая ненавидящих глаз от Лопухиной.
Демидов бодро принялся читать. Наташа смотрела то на бумагу, то на полные алые губы секретаря, но постоянно чувствовала пронизывающий взгляд Ушакова и с трудом могла удерживать внимание на содержании опросных листов.
— Здесь неточно, — голосом, неожиданно для самой себя слабым, перебила она Демидова. — На этот вопрос, я отвечала, что никаких намерений не имею, а о разговорах с мужем не говорила, а у вас написано: «Муж о намерениях не знает…»
— Что ж, исправь, — прошипел Ушаков, — что еще?
— Пока ничего, — ответила Наташа и с ужасом услышала, что голос ее уже тронут слезами, а изменить его ей не под силу.
Секретарь закончил чтение и вновь протянул ей перо и бумагу. Лопухина взяла перо, оно досадно дрожало, сиротливо и неприкаянно взор ее пометался по красиво выведенным буквам, по лакированной столешнице. Наташа провела левой рукой по лбу, коротко обрывисто перевела дыхание и, стиснув губы, поставила свою подпись. Инквизитор склонился над ней.
— Нас не перехитрить! Подумай еще, пока время есть, — зловеще произнес он.
*
Анна напряженно всматривалась в темный силуэт в дверном проеме. Вот он качнулся, двинулся вперед. И что-то в нем знакомое, безопасное…
— Миша! — воскликнула графиня, порывисто бросаясь к мужу, обняла за плечи, прижалась.
— Аннушка, — отозвался Михаил Петрович с нежностью, — ты как здесь оказалась в такое время?
— Вышла воздухом подышать… Шаги услышала, испугалась — а это ты! — с вздохом облегчения она рассмеялась.
— Я не мог ждать утра, чтоб ехать. Тебя, мой Свет, хотел увидеть, — прошептал он, гладя ее по волосам, ища губами ее губы. Затем подхватил ее и понес в спальню, где на тумбочке у застеленной дорогим шелком кровати догорала, роняя восковые слезы, свеча.
Нежны и трепетны сладкие объятья. Поддавшись чарам страсти, Аня позабыла о тревоге. Но стоило отхлынуть дурманящим волнам любви, как вернулись тягостные, как саднящая рана, переживания. Михаил Петрович заметил ее беспокойство, поинтересовался о причинах.
— Мишенька, слышала я, арестовали Ивана Лопухина, дом Лопухиных под караулом вместе со всеми обитателями, и Наталья также. Ты часом не знаешь, в чем дело?
Михаил Петрович откинулся на подушки, с задумчиво озабоченным видом потер лоб.
— Ходят упорные разговоры о заговоре, и что Лопухины к нему причастны.
— Заговор? — Аня приподнялась на локте. — Но что за глупости? Не могут Лопухины быть заговорщиками. Властью они не довольны, но чтоб заговор! Для этого особый нрав надо иметь. Они не такие. Не иначе, Лесток интриги плетет, все ему власти мало, — тон ее голоса вначале возбужденный, стал грустным, упавшим.
— Что все происки этого бессовестного лиса — верно, так и есть. Да от того не легче: Елизавета верит ему. Ах, Аннушка, просил я тебя меньше знаться с Натальей. Как бы беды не было, — с досадой заметил бывалый политик.
— Как не знаться, Мишенька? Значит, когда Лопухины были в фаворе, я с ними дружила, а как в опале — забыть должна?
— Но, другие так и делают, — с легким оттенком укоризны и назидания ответил ей муж.
— Другие пусть поступают по их совести. А по мне — это предательство. И на других в этом равняться не могу.
Почувствовав обиду, Аня отвернулась, обратив взгляд к картине на стене. Нарисованное теплое море чуть взволновалось, и покрывалось барашками. Где-то на берегу другого моря, холодного и злого, томился ее брат.
— Конечно, ты права, мой светлый ангел, — поспешил смягчить разногласия Михаил Петрович, — только дивно мне, как появилась ты в этом грязном мире, и еще боле дивно, как на меня внимание обратила, — а после короткой паузы продолжил: — И страшно мне, Аннушка, что отворотишься: раз свет увидев, в темноту вернуться — хуже смерти…
Он уткнулся лбом в ее подушку.
Аня провела рукой по каштаново-седым его волосам.
— Ну, что ты? Не отвернусь. — Михайло поднял голову и увидел нежный взгляд светящихся карих глаз жены. — Мил ты мне, — улыбнулась она.
========== Часть 2. Глава 6. Разбойники ==========
Красива освещенная полной луной, узкая, грунтовая дорога, окантованная кудрявыми березами, да кленами. Надежными стражами стоят по сторонам ее могучие дубы, простирая в вышине ветви на всю ее ширину. И серебряные лучи, проникая сквозь листву, рисуют на земле кружевной узор. И крик ночной птицы, и песни цикад в совершенной гармонии с волшебной прелестью ландшафта. И даже стук копыт идущего галопом коня, кажется заранее влитым в эту гармонию божественным замыслом. Упруго и весело скачет добрый конь, цепко сидит на его неоседланной спине юный всадник. Облиты мерцающим светом. Наверно, скоро уж тот час, когда зардеет рассвет, но пока еще полноправно властвует ночь.