— А эт что? — крикнул один из потрошителей сундука, размахивая разномастными париками.
— А это в аккурат Сильке подойдет! — ответил стоящий на резном каретном боку косматобородый мужик. И все громко загоготали, глядя на озлобившегося косоротого дружка, который карабкался на колесо, но сейчас спрыгнул с него и свирепо озирался. Мелкий, верткий бандюжка подскочил к нему сзади.
— А что, Силька, давай примерим! — Он сорвал с Силькиной головы шапку, обнажив лысую, как колено, голову и шлепнул на нее рыжий, кудрявый и явно женский парик. Натянуть его он бы никак не успел, потому что в следующую же секунду Силька угостил его тяжелым, кубоватым кулаком. Насмешник отлетел назад и приземлился на мягкое место, потирая челюсть, но продолжал язвительно смеяться. Всё тряслось от хохота.
В общем веселье они отвлеклись от кареты. Ее дверца вдруг распахнулась, вытолкнутая изнутри. Пыхнул сноп пламени, и одновременно громыхнул выстрел. Косматобородый закричал сдавленно, согнулся, как от пинка в живот, и упал с кареты спиной вперед.
— Ах, ты сучий сын! — заорал щуплый разбойник со шрамом через все лицо и нырнул в каретное нутро. После нескольких глухих ударов полез назад, таща за собой бледного, тощего парня в сбившемся набок напудренном парике и в блестящем от драгоценных камней, ярко-красном с золотом кафтане.
— Руки убери! Смерд поганый! — визжал парень и неловко пытался ударить разбойника. Другие схватили его за руки и быстро выволокли целиком.
— Попался, барчонок? — прошипел ему в лицо разбойник. — Ты что утворил, гаденышь? Да мы тебя!.. — он не успел договорить, потому что барчонок — видно, не робкого десятка, а, может, просто глупый — мотнув головой, ударил его лбом в нос. Разбойник отшатнулся, втягивая носом кровь, вытер ее кулаком, со звериным воплем выхватил из-за пояса нож и полоснул щеголя по горлу. Тот вытаращил светлоголубые глаза, запрокинул голову, засипел, брызгая из страшно раскрывшейся раны, и завалился навзничь.
— Вы что наделали, уроды? — К ним протолкнулся Кирилл, который осматривал раненого в живот бородача и думал, прирезать его здесь, так бросить или тащить с собой. — Кондрат велел, чтоб без приказу смертоубийство не чинили.
— А ему, значит, можно?! — сжимая окровавленный нож, заорал убийца. Лицо его побагровело, шрам посинел.
— Уймись, Шрам! — с угрозой пробасил Кирилл. — Не то, как бы тебе на колу не сидеть.
— Это мне-то?! — Дернулся к нему Шрам. Демьян скрутил его огромными лапищами.
— Нет, а что он неправ, что-ли? Этот барский потрох Петьку порешил!
— А порядок, все одно, должен быть!
Их разборка, возможно, переросла бы в драку, но пыл остудил топот копыт. Воспользовавшись суматохой, оклемавшийся кучер вскочил на распряженного коня и дал деру. В спину ему полетели топор и два ножа, но цели не достигли.
— Вот еще одна язва, — угрюмо сказал Демьян.
— Убираться надо, — строго рявкнул Кирилл. — В сундуке что ценное было? Этого обыщите. — Он кивнул на убитого путника.
В кармане барчонка нашли кошелек с одиннадцатью золотыми рублями.
Испустившего дух Петьку оставили на дороге.
В лагере Кондрат хмуро выслушал всю историю. В палатке у него стоял Кирилл, Шрам, Демьян и Гришка.
— Та-ак, — оглаживая аккуратно подстриженную бороду, протянул Кондрат. — Значит, порешили барчонка. А он пред тем Петра застрелил. Как же это вышло? А, Кирилл? — он говорил спокойно, но под его тяжелым взглядом Кирилл почувствовал себя неуютно.
— Сам не знаю, — Кирилл пожал плечами. — Все так скоро…
— Не знаешь? А для чего ты там был? Куда смотрел? Распоясались, — Кондрат по-прежнему не повышал голоса. — Ты, Шрам, о чем думал, когда ножом махал. Что, если этот парень какой важной птицы сынок? Если облаву на нас начнут?
— Какая облава? — ощерился Шрам. — Могли бы облаву сделать — давно бы устроили. Кишка у них тонка! Одним супостатом меньше — какая беда?
— Смелый ты, да? — улыбнулся атаман. — Смелый. Думаешь, силы у них нет, облаву сделать? А я думаю, не силы, а желания. Чиновникам, кроме своего кармана, ни до чего дела нет. Но, если этот разряженный петушок, — он тряхнул снятым с убитого кафтаном, — окажется сыном такого чиновника, то может нам сделаться туго. И все из-за того, что ты решил, будто волю имеешь глотки резать направо и налево. Нет, брат, ошибаешься: нет у тебя такой воли. И за проступок твой, не первый уж, будешь ты наказан. — Кондрат повернулся к Кириллу. — Всыпать ему тридцать кнутов.
— Да ты что, Кондрат? — вытаращился на главаря Шрам. — За этого богатея?
— Уведите его, — не глядя на провинившегося, сказал Кондрат. — А коли такое еще повторится, — добавил он, смотря на Кирилла и не обращая внимания на бранные вопли Шрама, которого Демьян и с помощником выводили из палатки, — и сам будешь порот, а убивца посадим на кол. Понял?
— Понял, — нехотя ответил Кирилл, глядя хмуро.
— Ступай, проследи там, чтоб спуску не было.
Кирилл, пригнувшись, вышел наружу. В лагере было заметно оживление. Народ повыходил из палаток и собирался на краю лагеря у высокой осины со спиленными нижними ветками. Такое вот лобное место. Кирилл шел туда и думал, что не прав атаман. Шрам, конечно, кровожаден и вспыльчив, но на него можно было положиться, он в карауле не уснет и на деле не струхнет. А теперь от него жди ножа в спину. Вокруг слышен был гул голосов. Разбойнички не обучены манерам, мысли свои громко высказывают. Особенно пьяные. А это их обычное состояние — сколько ни бьется, сколько ни проповедует Кондрат чистоту тела и духа. Вон, Тимоха с Сусликом скалятся, злорадствуют неудаче свирепого Шрама. Да, ничто так не радует, как неудача товарища. Хотя от этого товарища не раз получали они по зубам. У Суслика и памятка есть — верхний резец отколот, черный. Торопятся дружки присоединиться к толпящейся кучке сотоварищей, обступивших кругом Шрама и держащего его Демьяна.
Суслик, поднимаясь на носки и вытягивая шею, чтобы выглянуть из-за голов, закричал:
— Что, Шрам, допрыгался? Что бледный-то? Демьян, а штаны у него не мокрые — попробуй!
Послышались смешки.
— Что ржете? — заорал Шрам. — Шуточкам гниды трусливой радуетесь? Разве я не был готов за каждого из вас к черту на рога? Разве я не старался? Или может добычу хоть раз скрысятничал? — он багровел, жилы вздувались на висках.
— Что ты разнылся, Шрам? — крикнул кто-то. — Будь мужиком!
— А я, выходит, не мужик? — злобно осклабился приговоренный к порке. — Ты, что-ли тогда мужик? А с бабами у тебя что-то не получается!
Толпа взорвалась хохотом. Ситуация накалялась и подоспевший Кирилл поспешил все это прекратить.
— А-ну, тихо! — перекрывая смех, заорал он. — Заканчивайте бардак. Раздевай его, Демьян, чего тянуть.
— Кирилл, и ты? — Обратил к нему дурной взгляд Шрам. — Ты-то, как будто, меня знаешь. Эх, вы! — в сердцах выкрикнул он и резко дернулся из рук ослабившего хватку Демьяна. И вывернулся. Доля секунды, и в его руках блестит кинжал.
«Черт! Даже нож забрать не додумались», — подумал Кирилл, а вслух:
— Не дури, Шрам! Отдай по-хорошему.
— По-хорошему? Это что ты называешь “по-хорошему”? — Шрам крутил головой, резко поворачиваясь в разные стороны и отступая. — Нет, это ты не дури, Кирюша! Тогда жив будешь, пока… А ну, прочь с дороги! — круто развернувшись, рявкнул он обомлевшему похмельному разбойнику и, оттолкнув его, нырнул в кусты. С хрустом и треском ломанулся сквозь заросли.
— Куда? — крикнул Кирилл, но вдогонку не бросился.
После короткого ступора толпа всколыхнулась, заволновалась.
— Как же так?
— Куда?
— Надо догнать!
— Может, ты и догонишь?
— Да, бес с ним!
— А вдруг донесет?
— Ага! А еще сам себе петлю намылит!
Кирилл с досадой махнул рукой и ушел: «Теперь опять объясняться с Кондратом. Но, все же лучше, чем озлобленный Шрам с ножом. Убежал, и ладно. Только, что сказать атаману?»