После того случая супруги Лопухины какое-то время ходили тихие и молчаливые, стараясь не попадаться друг другу на глаза и никого не принимая. Даже со своим возлюбленным Рейнгольдом Наташа почти месяц не встречалась. Не то чтобы она стала бояться мужа. Скорее, мучило чувство вины вследствие впервые озарившего ее понимания того, что своим поведением она причиняет жестокую боль человеку, отдававшему ей все и прощающему ей все. Но всю жизнь не проживешь затворником. Особенно, если ты — человек светский, и положение обязывает. На очередном маскараде Наташа вновь увидела своего обольстителя и не запретила ему приближаться к себе, с головой бросившись в омут безумной любви. Скрывать свою связь с Левенвольде она уже не считала необходимым. Степан же, отказавшись от борьбы, стал большую часть свободного от службы времени проводить в московском имении, предоставив Наталье полную свободу в Петербурге. Однако окончательно с женой он не расстался, изредка нанося ей визиты и появляясь с ней в свете. В таких случаях Наташа обычно встречала его ласковой улыбкой, была вежлива, учтива и нежна: супруги Лопухины как будто заключили негласную договоренность — будучи вместе, делать вид, что все в порядке. Правда, иногда они выходили из этих рамок: иногда Наталья вдруг становилась раздражительной, насмешливой, иногда она демонстративно покидала мужа вместе с Рейнгольдом, иногда Степан бывал с ней резок, силой уводя от любовника на балу или охоте. А после, когда шторм утихал, они возвращались к своей игре, правила которой приняли, не обсуждая.
========== Часть 1. Глава 3. Праздные разговоры ==========
— Пожалуй, съезжу я к Лопухиным…
Низенькая ростом, русоволосая женщина средних лет внимательно осматривала свое отражение в зеркале, оправляя кокетливо выглядывающие из под корсета кружева нижнего платья.
Стоявшая лицом к окну девушка повернулась. Лучи вечернего солнца, отразились от темно-бордовых с узорчатой золотой каймой штор, придали ее светлым волосам розоватый оттенок, отчего юное лицо делалось особенно очаровательным. Губы девицы, однако, недовольно искривились.
— И не боитесь вы, маменька? Лопухины нынче в большой немилости.
— Полно тебе, Настя, чего бояться? После скандала третья неделя пошла, уж и разговоры утихли. А что не в милости? Так в наше время многие не в милости и не в чести. Однако ж это не повод друзей бросать в тяжкую минуту, — Вдруг наставительные интонации исчезли из голоса матери, а в ее глазах вспыхнули озорные огоньки, — и кроме того, мне не терпится рассказать ей свои новости! Не скучай без меня, Настюша. Я ненадолго.
И, шурша кринолином изумрудно-зеленого платья, она удалилась.
Настя Ягужинская, слушая, как мать бодро и жизнерадостно дает указания прислуге, раздраженно подумала, что пора бы маменьке угомониться и вести спокойную, тихую жизнь. Не в том она возрасте, чтобы женихами бахвалиться.
Но Анна Гавриловна не догадывалась о мыслях дочери, и поэтому ничто не омрачало ее радости. Расслабленно откинувшись на спинку сиденья кареты, она рассеянно смотрела в окно. Внимание не привлекали проплывающие мимо, многократно виденные, нарядные строения Петербурга. Женщина вся была поглощена мыслями о грезившемся, хоть и несколько запоздалом, но от того еще более упоительном счастье. Она то вспоминала во всех подробностях свою последнюю с Михайлой встречу, то представляла, как будет рассказывать об этом сердечной подруге.
*
— Приехали, барыня, — рослый лакей в богатой ливрее распахнул дверцу.
Хозяйка встретила гостью чрезвычайно радушно. Давние подруги обнялись и поцеловались.
— Аннушка, как я рада тебя видеть! Я-то решила было, что и ты теперь мой дом стороной обходишь.
— Что ты, Наташа, разве я могу тебя забыть? Как ты могла такое подумать? — с явно наигранной обидой сказала Анна, присаживаясь в мягкое кресло с бархатной обшивкой.
— Не обижайся, в печали какие только мысли не лезут в голову. И ведь многие так и поступают, — упавшим голосом пожаловалась Наталья Федоровна. — Гостей у нас в последнее время сильно поубавилось.
— Не нужно отчаиваться, милая. Все наладится, и жизнь пойдет своим чередом. — Анна порывисто наклонилась и коснулась руки подруги, не скрывая более улыбки. — Знаешь, я ведь приехала к тебе радостью поделиться, — она выдержала паузу и сокровенно поведала, — Мишенька мне предложение сделал. Знаешь, по-моему, он в самом деле влюблен! Вчера говорит мне: «Ты — звезда, озарившая мою жизнь светом!» — такой, право, смешной!
Люди, поглощенные собственным счастьем, часто, не замечая того, бывают жестоко невнимательны к бедам близких. Увлеченная собственным рассказом, Анна Гавриловна не подумала, на какие мысли может навести подругу, до сих пор безутешно оплакивающую любимого, сосланного два года назад в далекий Соликамск.
Наталья Федоровна прикрыла глаза. Вдруг вспомнился один из дней. Один из многих: таких разных и, в то же время, похожих друг на друга…
Они возвращаются лесом с верховой прогулки в окрестностях одной из подмосковных деревень. Конь горячий под ее седлом. Ветер в лицо. Она впереди — грациозная наездница: спина прямая, колено жестко. Он чуть позади, высокий, элегантный, одетый по последнему слову моды.
Она первая соскакивает с лошади у крыльца загородного дома. Слышит свой смех:
— Не догонишь!
Легко взбегает по лестнице. Рейнгольд догоняет у дверей.
— Неужели моя красавица хочет сбежать от меня?
Его глаза совсем рядом. Его губы, слегка касаясь щеки, шепчут волнующие, бесстыдно-красивые слова. Слова проникают в глубины души, искрами пробегают по телу, вызывая дрожь в пальцах, в коленях, сжимают мышцы живота, горячими волнами вливаются в кровь. Комната наполняется горячим дыханием, кружится. Она теряет опору под ногами, она бы упала, если бы не его сильные руки…
Наталья со вздохом открыла глаза: сейчас у нее есть только воспоминания… и надежда.
Заметив на ее ресницах слезы, Анна прервалась на полуслове.
— Что с тобой, Наташа? — Она сочувственно сжала ладонь Лопухиной.
— Так … просто вдруг… — Наталья Федоровна говорила, порывисто вдыхая воздух после каждого слова и переводя взгляд с одного лепного узора на потолке на другой — лишь бы только не расплакаться, — нахлынуло… — отерла со щеки сорвавшуюся-таки слезу.
— Бедняжечка, ты вспомнила графа Левенвольде? — Анна вздохнула. — Что же нам делать, Натальюшка? Мне и самой, ты знаешь, есть о ком тужить: братишка на Камчатке мается. Но, слава богу, ведь они живы — даст господь, еще и свидимся.
— Может статься… Да, ты права, нужно надеяться. Хотя при нынешней-то правительнице хорошего трудно ждать. Она всех, кто прежде в милости был, не любит, — в голосе Натальи явственно зазвучали интонации обиды и раздражения. — В почете нынче только всякая мелочь, что и прежде при ней была. Ты, Аннушка, не подумай, я о тебе ничего плохого не хочу сказать, но только, если у вас с Михайлой Бестужевым все сладится, то тебе и можно в будущее с улыбкой смотреть. Бестужевых ее величество привечает. Алексея вон вице-канцлером сделала. Глядишь, со временем брата твоего и удастся вернуть. А как нас она ненавидит, так, где уж мечтать о возвращении Рейнгольда. Когда самих не знаешь, что ждет… В нашей семье, как Елизавета власть захватила, одни неприятности. Иван с полковничьей должности, неизвестно за какие вины, в подполковники определен, о Степане Васильевиче, когда всем чины раздавали, так позабыли, что до меня, то и вовсе!..
— Твоя тревога понятна. Однако всегда есть место счастливому случаю. Обстоятельства могут поменяться… Зачем изводить себя дурными мыслями? Ты сейчас, конечно, думаешь: «Хорошо тебе говорить — была бы ты на моем месте!» Но ведь у меня тоже не все гладко: говоришь, Алексей Бестужев поможет — так, где уж там! Он же первый противник нашей с Мишей женитьбы. Они с того даже разругались на днях. Так что мне теперь — убиваться? Как бы ни так! —Заметив, что доводы рассудка подругу не сильно утешают, Анна решила придать беседе игривый тон, сверкнула глазами: — В конце концов, тебе ли, Наташа, жаловаться на судьбу?! Когда я столько лет скучала одна, у тебя был и муж, и любовник. Да и сейчас толпы воздыхателей только и ждут хоть одного мимолетного взгляда, чтобы упасть к твоим ногам!