Выбрать главу

— Будет тебе — так уж и толпы! — Наташа, едва сдерживая улыбку, искоса посмотрела на собеседницу. Поняв, что подавить смех ей, все равно, не удастся, широко улыбаясь, добавила. — А сама тоже не прибедняйся: одна ты никогда не скучала!

Аня сумела-таки поднять ей настроение — недаром они дружили уже больше двадцати лет.

— Ладно, ты права: может, еще и улыбнется капризная фортуна. Не будем предаваться унынию, давай лучше кофе пить. Кофе у меня знатный — из заморских Испанских земель привезен, — воспрянув духом, предложила хозяйка дома.

Потом они пили кофе с тающими во рту ванильными булочками, болтали о новых веяниях моды, о причудах своих детей и прочих пустяках. Наталья как будто освободилась от давящего кокона негодования, тревоги и бессильной злости и беззаботно смеялась, особенно упиваясь рассказами о новых успехах своего младшенького. Одним словом, Анна Гавриловна покинула гостеприимный дом уже в сумерках, добавив к своему счастью еще и чувство честно выполненного дружеского долга.

Казалось, жизнь благосклонна. Казалось, впереди ждет только радость и солнечный свет. Казалось…

*

Визит подруги чудесным образом развеял Натальину хандру и утро следующего дня она встречала в твердом намерении не унывать.

Высокую резную дверь красного дерева распахнул щеголеватого вида дворецкий.

— Ваша светлость, их светлость молодой князь Иван Степанович пожаловать изволили в гости!

Наталья Федоровна с радостной улыбкой поднялась с кресла, отложив на маленький, с круглой столешницей стол томик Шекспира.

В комнату уже входил, не дожидаясь особого приглашения, ее старший сын. Высокий, сероглазый, с темно-русыми волосами, в парадном военном мундире.

«Какой же он у меня все-таки красавец! Немного неуклюж, как и его отец, но, все равно, хорош!» — с гордостью подумала Наталья Федоровна, а вслух воскликнула:

— Иванушка — свет мой! Наконец-то, ты порадовал мать визитом, — обнимая и целуя сына, добавила: — неделю носа не казал. Должно быть, и не скучаешь обо мне?

— Ну, что вы матушка, как можно. Служба, однако, дела… — Иван опустил глаза и наклонился поцеловать руку матери.

— Кстати, как дела на службе, что-нибудь прояснилось?

— В том-то и беда, что ничего! — разведя руками, усмехнулся он. — До сих пор не могу разузнать, на какой я должности, в каком полку… — Он вольготно расселся в кресле, треугольную шляпу, стряхнув пальцами какие-то пылинки, положил на столик. — Вы и сами, матушка, прекрасно знаете, какой нынче везде бардак. Видно при нынешнем правительстве правды, все одно, не сыскать.

— И что же, друг мой, к тебе одному такая несправедливость или других тоже обходят вниманием?

Наталья Федоровна присела напротив и участливо смотрела в глаза сына.

— Да уж есть такие, которые много обласканы нынешней властью, хотя не я один и обижен. Многих достойных людей на худую участь обрекают. Вот, взять хоть моего друга Якова. Он получил на днях печальное известие: приказано ему собираться в путь — сменять офицера караульной службы при арестантах в Соликамске. Посудите сами, ведь это та же ссылка. А за что? За какие такие вины? Ни он сам, ни другие не ведают…

Наталья Федоровна замерла, прижав к груди соединенные вместе ладони, отвела взгляд. Вот и судьба ей улыбается, давая столь редкую возможность…

Иван тем временем продолжал:

— При таких делах не удивительно, что многие охладевают к службе, предаются разным увеселениям: вино, драки, дамы. Но разве можно их обвинить? Вот, к примеру, Коржов вчера устроил скандал в кабаке…

— А что он — и вправду надежный друг? — перебила его Наталья Федоровна.

— Кто — Коржов? — удивился Иван, — да как-то…

— Нет, ты, кажется, назвал его… Яков… Да. Как, ты говоришь, его фамилия?

— А, Бергер — да. Он мой давний приятель и друг. Почему вы спросили, матушка?

Наталья на мгновение смутилась, но, отбросив сомнения, почти спокойным голосом сказала:

— Тебе ведь известно, свет мой, что в Соликамске уже третий год обретается наш друг — граф Левенвольде. Вот, я и подумала, как не воспользоваться таким случаем, дабы поддержать безвинного страдальца. Не мог бы Яков оказать маленькую услугу — передать записочку арестанту?

— Матушка!.. — сын с невольным укором покрутил головой, — ну зачем вы?.. А как же?.. — он так и не сумел подобрать слов и сдался, — хорошо… я передам Якову вашу просьбу. Он вряд ли откажет.

— Вот и славно, — улыбнулась Наталья, — я напишу прямо сейчас, чтобы потом не запамятовать, — и громко позвонила в колокольчик. Вошедшей горничной она приказала принести бумагу и чернила и продолжила разговор с сыном:

— Так, ты, кажется, рассказывал мне о… Рожкове?

— Каком Рожкове? — снова удивился Иван.

— Который чем-то не был доволен, или подрался… — рассеянно произнесла Наталья, обратив взгляд на округлившего глаза Ивана. В этот момент горничная пришла с бумагой и чернилами.

— Что еще прикажите, барыня?

— Ничего, ступай, — отозвалась Наталья Федоровна и с коротким вздохом взялась за перо. Чуть задумавшись, она обмакнула перо в чернильницу и, нежно разгладив листок, написала всего одну фразу по-немецки: «Милый друг, спешу передать Вам с этим человеком поклон и заверение в неизменной моей о Вас памяти. Наталья Лопухина». Посыпав свое послание из песочницы и стряхнув впитавший излишнюю влагу песок, Наталья аккуратно сложила письмо и протянула его сыну, — вот, ты уж, Иванушка, не забудь, передай это своему другу.

— Не беспокойтесь, матушка, передам. — Иван засунул листок в карман.

— Да, и на словах попроси его, пусть скажет, чтоб граф не унывал, а твердо надеялся на лучшие времена, — с ласковой улыбкой добавила Наталья.

— Хорошо, все, как просите, сделаю.

— Спасибо, сынок. Отобедаешь со мной? — облегченно вздохнув, спросила Лопухина.

— С удовольствием.

— Значит, распоряжусь, чтоб накрывали на две персоны. Это так приятно, когда за столом есть кто-то из близких. А то с тех пор, как батюшка твой с сестрами и братьями отбыл в деревню, я все больше трапезничаю одна.

— Почему бы и вам, матушка, не съездить к ним в деревню, отдохнуть? Вас и батюшка звал.

— Может быть, я так и сделаю. Вот только твое положение установится… Нынче ведь как нам тебя одного оставить. Пока я здесь, мне и самой за тебя спокойнее, и батюшке твоему все о нашей здесь жизни отпишу. С другой стороны, опять же в столице у меня подруги, от них я все новости узнаю: что при дворе делается. В деревне же в полном безвестии будем.

— Отчего в безвестии? О здешней жизни и я все, как есть, отписать могу. Я с товарищами много разговоров имею и о гвардейских, и о дворцовых происшествиях.

— В этих беседах, Ваня, ты слушай больше, да меньше говори: особенно, об обидах своих. Не спокойно нынче.

========== Часть 1. Глава 4. Бал ==========

Улучив момент, Наташа покинула компанию веселящихся на свадьбе подруги гостей и вышла в сад. В ярко освещенном сотнями свечей доме было немного душно, а в саду воздух дышал прохладой и свежестью. А июньское небо казалось уютным синим шатром с редкими вкраплениями звезд. Наташа любила его больше, чем ту мерцающую черную бездну, которая ясными ночами раскидывалась на Петербургом в другие времена года, одновременно завораживающую и пугающую.

По тишине, нарушаемой только отзвуками царящего за стенами веселья, каскадом прокатился мужской смех. Невольно обернувшись Лопухина заметила расположившуюся у раскидистого дуба группку подвыпивших молодых людей. И не в далеке в тени кленовой аллеи белело платье какой-то девицы, гуляющей под руку со своим кавалером. Наташа, пристально вглядываясь, попыталась рассмотреть, не ее ли это Настя с Николой Головиным. Тщетно. Усмехнувшись своему материнскому любопытству, Наталья Федоровна не спеша пошла по мощеной диким камнем дорожке, ведущей к пустовавшей пока беседке. Запах цветущих деревьев приятно щекотал ноздри, тихо шуршал синий шелк платья, и в завершение идиллии послышалась затейливая трель соловья. Неожиданно снизошло одно из тех мгновений, когда бывает хорошо просто оттого, что отступают все прежние переживания, обиды, волнения и заботы. Хорошо от того, что ты здесь и сейчас.