Три партизанские бригады действовали и на территории новых владений Ганса Шварценберга.
«Либерал» Отто фон Зейдлиц не позаботился в свое время уничтожить три небольших отряда, которые появились здесь вскоре после оккупации. И вот теперь ему, Шварценбергу, приходится воевать с целой армией.
Наступление против партизан можно было начинать хоть сегодня — необходимые для этого силы стояли наготове и ждали сигнала. Но партизаны безусловно следят за каждым их шагом. В любой момент они могут исчезнуть, перекочевать на запасную базу, каких у них, очевидно, не одна и не две.
Посоветовавшись с генералом, который сменил покойника Штауфена, Шварценберг решил для дезориентации партизан отложить карательную экспедицию, а выделенные для этой цели войска расквартировать по гарнизонам с таким расчетом, чтобы их можно было всегда поднять по тревоге и бросить туда, где это будет наиболее необходимо. А пока что надо укрепить охрану стратегически важных объектов да еще развернуть широкую операцию по «мозговому разоружению» партизан, что в переводе на обычный человеческий язык означало: уничтожить партизанских командиров, а также средства связи, в первую очередь — радиостанции.
Такая директива была разослана во все гарнизоны и всем шпионам, которые проникли в партизанские бригады. Отдельные же начальники полиции были вызваны в комендатуру лично.
Среди них оказался и Юрка Цапок.
Правда, гарнизон у него был второстепенный и небольшой — человек пятьдесят полицейских да отделение немцев-жандармов, которые, кстати сказать, ему не подчинялись, и все же Цапок считал, что бывший шеф, обер-фюрер Отто фон Зейдлиц, его обошел. Да и в самом деле. Почти все другие начальники полиции уже были произведены в офицеры, носили кресты или медали, а он, Юрка Цапок, который сделал, может, раз в десять больше, чем каждый из них, все еще ходил унтером.
Такую несправедливость Юрка объяснял только тем, что Зейдлиц был «фон», а он, Цапок, — простой мужик, пусть когда-то и богатый. И как, вероятно, каждый «фон», Зейдлиц принципиально не хотел замечать Цапка-мужика.
Шварценберг — не «фон», и с виду на пана вовсе не похож. Лицо у него самое обыкновенное, мужицкое, будто высечено из темно-серого камня. Пьет самогонку, не брезгует никакой компанией, а значит, такой делить не станет своих людей на панов и мужиков. Просто надо сделать что-то такое, чтобы он заметил его. Юрку Цапка, и тогда все станет на свое место.
И Юрка Цапок, покинув кабинет Шварценберга после короткого, но строгого заседания, решил немедленно о себе заявить. Заявить на всю округу.
Выл поздний час, когда он вернулся в Путьки. Приказал адъютанту распрячь и напоить коня, а сам направился к своему другу, Змитроку Атрашкевичу.
Атрашкевич, давно не бритый, косматый и злой, лежал одетый на кровати. Увидев на пороге начальника полиции, лениво свесил ноги, поскреб черными ногтями волосатую грудь и спросил:
— Ты чего, Юрка?
— Валяешься? — нахмурился Цапок. — Хоть бы бороду подстриг. На дьявола похож...
— Для партизан страшнее буду, — ухмыльнулся Атрашкевич. Помолчав, добавил: — Некогда с бритвой возиться. Жду.
— Кого?
— Ваньку Цвиркуна. Послал, гада, за самогонкой, а он и пропал. У Надьки...
— Бери автомат и пойдешь со мной, — оборвал его Цапок.
— Это куда? — насторожился Атрашкевич.
— Там увидишь.
Покинув гарнизон — школьный двор, обнесенный колючей проволокой, — они огородами, чтобы не попадаться людям на глаза, добрались до железной дороги, перешли ее и свернули вправо, на луг.
В последние дни часто выпадали дожди, днем почти по-весеннему грело солнце, и глубокий снег осел, утрамбовался. Теперь, скованный ночным морозом, он казался белым асфальтом, покрывшим всю землю, от края до края.
Было тихо. Шли осторожно и молча. Держались чахлых и редких кустов лозняка, все время поглядывали влево, на высокий пригорок, весь поросший могучими черными соснами.
На этом пригорке было деревенское кладбище, и тут нередко устраивали засаду партизаны, подстерегая, когда какой-нибудь растяпа-полицай вылезет из своего блиндажа. Тогда тишину пронзал одинокий выстрел, и вскоре гарнизонный писарь вычеркивал из списка живых еще одного защитника «нового порядка».