Услышав слово «Франция», эсэсовец насторожился.
Это заметил Кремнев и, старательно подбирая слова, быстро спросил по-немецки:
— Полковник! Четвертый корпус прибыл сюда из Франции в начале октября?
— Я, — застигнутый врасплох точным вопросом, ответил эсэсовец.
— Какие еще новые части прибыли на этот фронт?
На губах полковника заблуждала скупая саркастическая усмешка.
— Капитан, — проговорил он почти спокойно. — Даже эсэсовцы, о которых, надеюсь, вы довольно много наслышаны, не допрашивают своих пленных связанными.
Кремнев кивнул Шаповалову, и тот неохотно развязал фашисту ноги. Эсэсовец медленно встал, выпрямился во весь свой завидный рост и произнес:
— Благодарю, капитан. Но разрешите мне на ваш вопрос не отвечать. Я — немецкий офицер и, надеюсь, вы поверите: больше того, что сказано в моих документах, я не скажу.
Кремнев и Хмара снова переглянулись. Шаповалов перевел сказанное. Хмара усмехнулся:
— Играет роль героя. Ну, да ничего. Едем. В штабе армии заговорит. Просите его в машину.
Когда Шаповалов, Хмара и эсэсовец уселись в машине, Кремнев повернулся к Филиповичу и протянул ему руку:
— Ну, что ж, Сымон Рыгорович, простимся?
— Подожди, — оглянувшись, торопливо заговорил Филипович. — Все же не могу я... да что они меня так, а? Не крути, Василь, ты же знаешь! Ты все знаешь!..
Василь заглянул в глаза Сымону, и вдруг решил рассказать ему все, что услышал от Хмары. Украдкой оглянувшись на машину, он наклонился ближе к уху Филиповича и тихо промолвил:
— Да, знаю. За сына, Сымон Рыгорович.
— За Пашку?!
— Да. За него.
— Погоди. Но ведь давно всем известно, что он...
— Нет, не хулиган. Хуже. Дезертир.
— Что-о?!
— Не обижайся, Рыгорыч. Но это правда. Сбежал Павел с фронта. 24 февраля, вот отсюда, из-под Ржева.
Сгорбившись, Филипович с минуту стоял неподвижно, потом как-то неуклюже повернулся и, пошатываясь, медленно пошел прочь.
Прислонясь плечом к шершавому стволу сломанной снарядом сосны, Кремнев стоял и смотрел ему вслед, будто уже знал, что тот, кто сейчас ушел от него, — ушел навсегда...
VIII
Весь следующий день разведчики готовились в дорогу.
Еще вчера, пока Кремнев был в штабе дивизии, лейтенант Галькевич и старший сержант Шаповалов привезли из армейского склада парашюты, добротные яловые сапоги, новенькие ватные куртки, гимнастерки и шапки-ушанки, привезли автоматы, пистолеты ТТ, три боекомплекта патронов, магнитные мины, гранаты и продукты.
Груз получился не малый и вовсе непривычный для бывших дивизионных разведчиков, чей путь в тыл врага когда-то измерялся сотнями метров, редко — несколькими километрами. Бывало, идя на боевое задание, они брали с собой самое необходимое: автомат, гранаты, нож, да еще веревку с кляпом, чтобы потом, если удастся, скрутить и на время обезголосить свою добычу. А тут на плечи им лег груз, к которому привычны разве что горемыки-пэтээровцы да связисты...
Взвалив на себя все, что надо было захватить, Алеша Крючок, в прошлом артист, а ныне рядовой разведчик, слегка пошевелил плечами, присел, выпрямился и покрутил головой:
— Что, Алешка, не с балериной прыгать? — засмеялся Веселов.
— А ты не болтайся под ногами, — оттолкнул его Алеша и пустился трусцой вокруг землянки. Обежав ее, вытер рукавом мокрый лоб, сел на пень и спросил, обращаясь ко всем:
— Хлопцы, а что если мне придется плыть?
— Сделаешь буль-буль, — ответил Аимбетов.
Крючок спокойно возразил:
— Ну, буль-буль, положим, первым сделаешь ты, я-то на Волге рос, а не на ишаке...
Аимбетов не обиделся. Крючок же неторопливо снял с себя амуницию, сложил все под сосной и достал махорку, собираясь закурить. И вдруг на его некрасивом, но очень подвижном, энергичном лице, украшенном реденькими веснушками, отразилось неописуемое удивление. Белесые, выгоревшие на солнце брови его поползли на лоб.
— Братцы, да вы только гляньте! — по-женски всплеснув руками, трагически прошептал он, и все, как по команде, посмотрели в ту сторону, куда показывал он своими круглыми растерянными глазами.
А там, неподалеку от землянки, под горбатой сосной, стоял новичок-радист. Он только что переоделся во все новое и теперь старательно разглядывал себя в маленьком зеркальце, поправляя свободной рукой свои густые огненно-рыжие волосы.
— Ну и что? — не понял Кузнецов.
— Эх, а еще разведчик! — укоризненно покачал головой Крючок и, копируя походку Филиповича, направился к горбатой сосне.
— Слушай, сигнал, как твоя фамилия? — спросил он, до самой последней нотки имитируя голос старшины.