«Чайка» заметно осела в воду — груз был не малый — но весел послушалась легко и сразу же ходко подалась вперед, направляясь к противоположному берегу, терявшемуся в темноте.
— Эй! Вась! — догнал Кремнева тихий тревожный голос Рыгора. — Где камни, помнишь?
— Помню, все помню! Не волнуйся! — отозвался Василь и снова налег на весла.
Озеро мирно слало. Неподвижная, темная, почти черная вода казалась густой и липкой, как машинное масло. Она неохотно расступалась перед острым носом «Чайки» и снова разглаживалась, застывала.
Время от времени на черной поверхности появлялись островки длинной, густой волокнистой травы, — той самой травы, на которую, если нет под руками другой наживки, можно ловить окуней. Возле островков травы, воткнутые наискось в дно озера, торчали жерди-притыки.
«Неужели и теперь здесь ловят рыбу?» — подумал Кремнев и тронул веслом одну из притык. Тонкая верхушка треснула и тихо легла на воду, почти не потревожив ее. И Кремнев вздохнул: сгнили притыки, истлели...
Когда «Чайка» прошла середину озера и впереди обозначился берег, Кремнев начал приглядываться к воде еще более пристально, боясь наскочить на те самые камни, о которых его предупреждал Рыгор Войтенок. А наскочить на них было просто, особенно тому, кто плохо знал Зареченское озеро. Огромные серые валуны прятались в воде по самые макушки, и только в тихий час, когда на озере не было волн, три или четыре из них вдруг будто приподнимались на цыпочки и высовывали из темной глубины сбои крутые лбы, словно хотели погреться на солнышке и посмотреть, что делается на беспокойной земле.
Сегодня было тихо, и камни должны... Да вон они, слева. Один, два, еще два... «А всего их тут тридцать шесть, и глубина воды возле них — пять-шесть метров», — вспомнил Василь и опустил весла.
Это было его самое любимое место! Сколько окуней подцепил он тут на свою удочку! Вот тот камень, последний слева, деревенские жители так и зовут: «Василёв». Рядом — камень «Рыгоров», а тот, что стоит на отшибе, — «Филиповича» или просто «Симонов».
У хитрого Филиповича была длиннющая удочка, его черный поплавок, сделанный из липовой коры, летал на версту вокруг и ложился там, где лучше клевало, а потому Рыгор Войтенок всегда гнал его от себя подальше: мол, зацепишь, поганец, крючком за ухо!..
«Ну, здорово, друзья! — помахал Кремнев рукой серым валунам. — Вот я и снова пришел к вам!..»
Валуны угрюмо молчали. Кремнев вздохнул, налег на весла, и поплыла, заспешила навстречу «Чайке» вечно печальная Кривая сосна...
* * *
Погнал лодку назад» на Осиновые бревна, Иван Бондаренко, в прошлом мастер спорта по гребле, парень крепкий, рослый и, как многие сильные люди, чересчур застенчивый.
Трудно сказать, побил ли Иван Бондаренко в эту ночь свой спортивный рекорд, но когда Василь через полчаса увидел «Чайку», которая, будто моторный катер, летела к Кривой сосне, то раскрыл рот от удивления. Сначала ему даже показалось, что Бондаренко вернулся назад с полдороги. Но в лодке были люди, семь человек!
«Чертов сын! — добродушно выругался он. — Да я с шестью в один конец плыл сорок минут...»
— Э-эй! Хлопец! — долетел с лодки озабоченный голос Рыгора. — Не лети так! Видишь, берег!..
Лодка сразу же будто пристыла к воде, потом осторожно продвинулась немного вперед и мягко ткнулась носом в обомшелый берег.
— И научил же тебя черт так лодку гонять! — незлобно, с уважением проворчал Рыгор, выбираясь из лодки. — Наскочили бы на какой-нибудь подводный камень, — от лодки и досок бы не собрал...
Вместо ответа Бондаренко легонько подхватил старика под мышки и, приподняв, осторожно поставил на берег.
Войтенок, человек сам рослый и сильный, покосился на парня, покачал головой и быстро полез в густой тростник.
Вскоре он вернулся, привязал лодку за живой, вымытый водой, корень сосны и приказал:
— За мной. И только за мной, шаг в шаг.
...«Прошпект» дядьки Рыгора и действительно оказался очень хитрой дорожкой: неширокий извилистый ручей, сплошь поросший тростником и таким мощным рогозом, что через него, казалось, без косы и не пройдёшь.
Где начинался этот ручей — наверно, и сам черт не знал, а впадал он в озеро возле Кривой сосны. И даже не впадал, а тихо просачивался сквозь частую сетку крепких корней искалеченного молнией дерева.
Посмотрев на этот ручей, на его заросли, никто бы никогда и не подумал, что под этой ржавой водой лежит твердое дно и что если идти по воде, раздвигая руками тростник, идти как раз посередине ручья, не сворачивая ни к одному берегу, то вскоре попадешь на чудесный остров, весь заросший соснами и елями.