— Ты чего пришла?! — беспокойно оглядевшись по сторонам, раздраженно спросил Павел, и от его голоса тоже дохнуло холодом. — Я же на посту и мог тебя убить!
— Я пришла посмотреть на тебя. Ты не приходил домой полгода, а я больна.
На мгновение что-то дрогнуло на лице сына. Отведя глаза в сторону, он тихо ответил:
— Я не мог тебя навестить. Я служу в другом гарнизоне. Но сегодня приду. Вот скоро сменюсь с поста, и приду.
— Ты давно тут стоишь?
— Всю ночь. У нас мало людей.
Серое лицо матери стало белым.
— Значит... значит... это ты!.. Это ты! — всем телом подавшись вперед, заговорила она, но Павел резко оборвал ее:
— Уходи! — крикнул он, снова беспокойно оглядываясь на доты. — Нам запрещено на посту разговаривать. Наговоримся дома.
— Ну что ж, пусть будет так, — помолчав, глубоко вздохнула Адена. — Я посмотрю на тебя издали, вон от того камня...
Алена запахнула на груди старенький ватник, засунула руки в рукава и пошла назад, к Лысому камню. У камня остановилась, глянула себе под ноги. Вот он, шнур, рядом, возле самого ведра. Дрожащими пальцами мать нащупала спички, еще раз посмотрела на мост и. медленно согнулась, будто для того чтобы взять ведро...
Шнур вспыхнул мгновенно. Алена видела, как быстро меняется его цвет, из серого становится темно-коричневым, потом — черным. Вздуваясь, черное кольцо катилось по шнуру все дальше и дальше, словно торопилось к железобетонной громаде, пролеты которой уже содрогались под тяжестью вражеских танков...
...Алена не услышала взрыва. В какое-то мгновение она увидела только желтое пламя, потом — густое черное облако. Казалось, что это облако окутало всю землю. А когда оно развеялось, то над рекой уже ничего не было: ни моста, ни того, кто его охранял. Только дымились обломки железобетона, да плыли по мутной воде пузыри...
Алена вытерла рукой сухие глаза, осторожно, будто он мог обжечь ей ноги, переступила черный, обугленный шнур и пошла прочь.
Где-то позади нее, на другом берегу реки, взахлеб застрочил пулемет. Что-то сильно и больно толкнуло в спину. Покачнулась земля и выскользнула из-под ног...
...Холод влажной земли на миг вернул Алене сознание. Она раскрыла глаза и увидела солнце. Спокойное и величественное, оно плыло низко над лесом и, освещенные его лучами, вершины далеких деревьев нежно алели. Алена смотрела угасающим взором на эти розовые вершины, на розовое небо, на огромное солнце…
Глава пятая. «ИНСПЕКТОР» РЕЙХСМАРШАЛА ГЕРИНГА
Унтерштурмфюрер Шлемер увез в Берлин «строго секретный» русский приказ, а комендант Отто фон Зейдлиц, ожидая заслуженных наград и чинов, стал неторопливо готовиться к разгрому партизанских отрядов в своем районе. По его расчетам, лесные бандиты смогут активизироваться не раньше, чем через месяц, ибо у них нет ни достаточного количества оружия, ни взрывчатки.
Однако на сей раз фон Зейдлиц просчитался. Уже через день рухнул в воду мост на Березине, а потом были взорваны мосты возле Вятич и Лозового.
Два последних взрыва, парализовавшие важнейшие коммуникации, были настолько сильны, что их раскаты достигли Берлина, и вскоре фон Зейдлиц получил не очень приятное для себя письмо. Шеф, дальний родственник, который любил его и во всем ему благоволил, на сей раз раздраженно писал:
«Господин обер-фюрер! Поздравляю с наступающим Новым годом и благодарю за оказанную рейху услугу. Тем не менее вынужден строго предупредить, что если вы в самое короткое время не ликвидируете русские разведывательно-диверсионные группы, которые действуют на подчиненной вам территории, мне придется сделать соответствующие выводы...»
Что это будут за выводы — Отто фон Зейдлиц понимал отлично.
Он нажал кнопку звонка, приказал:
— Бургомистра!
Пан Вальковский, предчувствуя недоброе, не заставил себя ждать. Осторожно, боком войдя в кабинет обер-фюрера, он замер у порога, чего раньше почти никогда не делал.
— Проходите к столу, садитесь, — не подавая руки, холодно бросил Зейдлиц. — Есть новости, которые, надеюсь, «обрадуют» и вас. — Он снял телефонную трубку, снова отрывисто приказал:
— Дановского!
Вальковский побледнел. Резко подавшись вперед, он еле слышно спросил:
— Дановский — жив?
— Ха, жив! Не только жив, но и здоров, как... как огурчик!
— Простите, но я... я ничего не понимаю, — растерялся горбун, с недоверием глядя в глаза эсэсовца. — Все наши... все те, кто ехал на дрезине и кто охранял мост, — погибли! Как же уцелел он?