У Евгения зазвонил прямой телефон. Тот, который знали немногие в горкоме.
– Евгений Васильевич, это Турсин. Я без работы оказался, возьмите меня на завод, пойду начальником производственного отдела.
Ах, эти ты и вы, как они отражали тонкости общественных отношенений! Высокое начальство говорит тебе ты, и это знак расположения и снисхождения. Ты наш человек, и мы к тебе благоволим. А тебе следует выражать почтение и благодарность за доверие. Но если вдруг высокий начальник обратился к тебе на вы – жди беды: ты вышел из доверия. Когда Евгений заходил в горком партии, Турсин, конечно, говорил ему ты, но это было партийное, товарищеское ты. Мы сидим здесь на высоких постах, но мы простые люди, по-товарищески направляем тебя. В ответ полагалось вы и признательность за помощь и руководство. Но вот, поменялось положение, и Турсинское вы было знаком поражения и смирения.
Непреложное правило советской школы руководства гласило: бывший директор не может работать на своем заводе никем, кроме директора! Евгений знал это правило.
– Нет, – сказал он.
На том конце провода положили трубку.
– Ну вот, Димов, – сказал он себе, – ты умудримя приобрести хитрого и сильного врага.
С фотографии, сохраненной в ящике стола, поставив ногу на тушу убитого волка, пристально смотрел на него Турсин. Такие обид не прощают.
Турсин устроился начальником производственного отдела на новый завод, который построило в Новоуральске Министерство строительства, и сразу же подали заявления на увольнение два лучших бригадира-сборщика. Уходили к Турсину, он активно уговаривал их, обещал лучшие условия, высокие заработки. Первый привет от Николая Устиныча.
Довольно скоро появился второй привет. В городской газете напечатали статью "Директор-чинуша": Директор Новоуральского завода Димов, присланный в наш уральскеий город из Москвы, неподобающе себя ведет, грубит рабочему классу, заводская легковая машина возит его внука в детский сад. От него отвернулся коллектив передового завода. Может ли такой руководитель возглавлять завод? – спрашивал безымянный корреспондент.
Евгений заметил, как изменилось поведение партсекретаря. Если прежде Баннов заходил к нему каждый день, сияя фальшивой улыбкой, долго жал руку, говорил о подъеме настроений в коллективе, то теперь он только издали кивал директору. Эта лиса чуяла начавшуюся травлю и держала нос по ветру.
На завод зачастили проверяющие из Москвы. Комиссия под председательством начальника технического отдела Сухарева проверяла работу инженерных служб, но в выводах комиссии почему-то было: "Директор завода Димов не обеспечил…"
– Виктор Александрович, – допытывался Евгений, – я ничего не понимаю. Почему в промахах главного инженера Вы вините меня?
– Ну, директор отвечает за всё, – туманно объяснял, пряча глаза, Сухарев.
– А почему в акте комиссии Вы не отразили то большое, что мы сделали – новые технологии, новый тип конструкций? Вы этого не увидели? Я Вам всё это покажу.
– Ну, ведь недостатки есть, Вы же не будете отрицать, – упорно гнул Сухарев.
Проверялись разные отделы: производственный, экономический, техники безопасности, ловились мелкие недостатки. Только Архитюк устоял, выставил проверяющих за дверь.
– Что вы здесь, как крысы, нюхаете? – орал он, – без личной команды Смирнова не дам рыться в бухгалтерии, идите, не мешайте работать!
Общим в выводах всех проверок было одно: недостатки в работе директора. Но ведь завод выполнял план, завоевывал призовые места в соревновании, имел отличные финансовые показатели! Да, – отвечали проверяющие, отводя глаза, – завод работает неплохо. Но недостатки же есть!
Наконец, на завод приехал Китриш.
– Геннадий Васильевич, ты же нормальный мужик, скажи мне честно и прямо, что происходит. Ты же знаешь, что я сделал с заводом. Я же вытащил его из пропасти. Завод на подъеме, получил первое место. Почему же меня обложили, что я делаю не так и кому я мешаю?
Китриш задумчиво смотрел в окно.
– Всё ты делаешь правильно. Но работать тебе не дадут. Мой тебе совет: уходи сам, пока не поздно.
– Ну что же, спасибо за честные слова. И кто же меня травит? Турсин?
– Вот этого я тебе не скажу. Я и так сказал больше, чем должен был сказать.