Непонятно, почему А. Л. Хорошкевич кажется, что «новые члены Думы должны были поддерживать Ивана IV в его начинаниях». Как раз наоборот: бояре, которых Сильвестр и Адашев, по лексике Ивана Грозного, «припустили» в Думу, должны были противодействовать самодержавию царя Ивана, осуществляя реформаторскую политику Избранной Рады. И они в данном случае сделали то, что от них ожидали Сильвестр, Адашев и Ко, поступив самоуправно, вопреки воле самодержца.
Согласно А. Л. Хорошкевич, «в 1549 г. в отношениях царя и бояр обозначилась первая трещина…»{319}. Думается, что в плане субъективном до «трещины» в отношениях государя с боярами дело пока не дошло, хотя некоторая настороженность у Ивана к своим «друзьям» (Сильвестру и Адашеву) могла все же возникнуть. Однако если рассматривать поведение Боярской Думы с точки зрения объективной, то надо, очевидно, признать: перед нами первое после венчания на царство Ивана IV организованное выступление противников русского самодержавия. Чем ответил своим недругам Иван IV?
Он взошел на Лобное место и призвал всех подданных к христианскому примирению, всепрощению и любви. Созван был «Собор примирения», принципы которого государь старался воплотить в жизнь. Сильвестр же, Адашев и другие восприняли миролюбие царя и его любовь к ближнему как проявление слабости. И они поспешили закрепить свой успех. С этой целью ими (формально, разумеется, с «согласия» царя) производится новое расширение состава Думы. По наблюдениям А. И. Филюшкина, в 1549 году «происходит второй рывок в пополнении состава Боярской думы, по масштабам сравнимый с 1547 г.»{320}. В 1549 году, как и в 1547-м, имели место кадровые изменения и в других правящих учреждениях{321}. «В результате кадровых перемен 1547–1549 гг., — говорит А. И. Филюшкин, — в высших правительственных кругах был в основном сформирован тот состав аппарата, который и начал первый приступ к реформаторству 1550-х гг.»{322}. Иными словами, Сильвестр, Адашев и их сторонники создали кадровую основу для осуществления своих планов. Впрочем, И. Граля, замечая, что «1549 г. был богат пожалованиями в бояре в невиданном до сих пор масштабе», говорит: «Дождь пожалований, пролившийся на особ, близких ко двору, способствовал как усилению влияния царской фракции в думе, так и ограничению самостоятельной политической роли думы»{323}. В действительности все было наоборот: расширение состава Боярской Думы способствовало упрочению в ней позиций Сильвестра и Адашева, а также усилению ее самостоятельной политической роли. Судебник 1550 года служит, кажется, тому подтверждением.
* * *В этом Судебнике наше внимание привлекает ст. 98, гласящая: «А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не написаны, а как те дела с государева докладу и со всех боар приговору вершается, и те дела в сем Судебнике приписывати»{324}. В исторической науке эта статья породила многолетние споры, вращавшиеся вокруг вопроса о политическом статусе Боярской Думы в России середины XVI века. Еще В. О. Ключевский, имея в виду данную статью Судебника 1550 года, утверждал: «В XVI в. было формально утверждено политическое значение думы: боярский приговор был признан необходимым моментом законодательства, через который должен был проходить каждый новый закон, прибавлявшийся к Судебнику»{325}.
Н. А. Рожков, рассматривая период с конца XV века до половины XVI столетия как «первый, зачаточный период развития самодержавной власти русских государей», пришел к выводу о том, что «этот период закончился временным торжеством боярской олигархии, выразившимся не только в том определяющем влиянии, какое принадлежало «избранной раде» до шестидесятых годов XVI века, но и в юридической норме, внесенной в Судебник 1550 года, по которому новые законы должны были устанавливаться «с государева указа и со всех бояр приговора»{326}. По Н. А. Рожкову, следовательно, и Боярская Дума, и Избранная Рада — органы боярской олигархии, взявшей в середине XVI века верх над самодержавной властью, что было юридически оформлено Судебником 1550 года.
Согласно В. И. Сергеевичу, «организованный Сильвестром и Адашевым совет похитил царскую власть, царь был в нем только председателем, советники решали все по своему усмотрению, мнения царя оспаривались и отвергались; должности, чины и награды раздавались советом. Это говорит царь, это подтверждает и противник его, кн. Курбский. Но избранная рада не ограничилась одной практикой, ей удалось оформить свои притязания и провести в Судебник ограничения царской власти». В. И. Сергеевич ссылается на ст. 98 Судебника 1550 года, предлагая следующий ее комментарий: «Для дополнения Судебника новыми законодательными определениями требуется приговор «всех бояр». Это несомненное ограничение царской власти и новость: царь только председатель боярской коллегии и без ее согласия не может издавать новых законов. Жалобы Грозного были совершенно основательны. Требование Судебника о приговоре «всех бояр» относится к будущему и, конечно, никогда не было приведено в исполнение; в настоящее же время царя ограничивал не совет всех бояр, а только некоторых». В. И. Сергеевич задается вопросом: «Из кого же состоял этот совет, продиктовавший ограничение царской власти?» И отвечает: «Судя по тому, что Курбский называет его «избранной радой», надо думать, что в состав его входили не все думные люди, а только некоторые из них, избранные. Во главе этого совета стояли поп Сильвестр и окольничий Алексей Адашев»{327}.