Выбрать главу

То есть через две недели после начала мобилизации. А по планам развертывания России требовалось шесть недель для окончания ее в ближайших военных округах, а вместе с Сибирскими и Туркестанскими округами — два с половиной месяца.

Часом раньше Палеолог был у царя в Петергофе и требовал от него того же:

— Французской армии придется выдержать ужасный натиск тридцати пяти германских корпусов. Поэтому я умоляю ваше величество предписать вашим войскам перейти в немедленное наступление, иначе французская армия рискует быть раздавленной — и тогда вся масса германцев обрушится против России.

Царь тогда ответил:

— Как только закончится мобилизация, я дам приказ идти вперед. Мои войска рвутся в бой. Наступление будет вестись со всею возможной силой. Вы, впрочем, знаете, что великий князь Николай Николаевич обладает необычайной энергией.

Жилинский тоже хотел помочь Жоффру и его армии, ибо, будучи начальником генерального штаба, сам редактировал союзный договор с Францией, в первой статье которого было записано:

«Если Франция подвергнется нападению Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все свои наличные силы для нападения на Германию».

То есть Россия прежде всего и ранее всего гарантировала поддержку Франции в случае нападения Германии, а не наоборот. И лишь далее следовало ответное обязательство Франции:

«Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все свои наличные силы для нападения на Германию».

Жилинский хорошо помнил, как великий князь говорил в своем огромнейшем кабинете, в Знаменском дворце, на совещании командующих армиями:

— Господа генералы, германские армии непременно устремятся в рельгию, чтобы завернуть свой правый фланг и атаковать никакими фортификациями не защищенный Париж. Не скрою от вас, что правительство нашей доблестной союзницы намерено объявить Париж открытым городом. Государь повелел мне прийти на помощь нашей союзнице незамедлительно и, уничтожив германскую армию в Восточной Пруссии, очистить путь моим доблестным войскам на Берлин.

— Сколько выставила Германия против союзников? — спросил великий князь, не обращаясь ни к кому конкретно.

Ответил Данилов, генерал-квартирмейстер ставки верховного, подойдя к огромной карте, лежавшей на таком же огромном столе:

— Сейчас против Франции действуют миллиона полтора солдат и не менее пяти тысяч орудий всех калибров, а скорее всего — более пяти тысяч.

— А в Галиции сколько может быть выставлено против нас австрийских солдат и орудий? — продолжал великий князь.

— В Галиции против нас может быть выставлено свыше восьмисот тысяч солдат…

— Сколько можем выставить мы? — допрашивал великий князь и нанес на карту названные Даниловым цифры.

— Семьсот тридцать четыре батальона и шестьсот три эскадрона, при двух тысячах шестистах шестидесяти семи орудиях, — ответил Данилов, не задумываясь.

Жилинский тогда искренне пожалел Янушкевича и готов был сказать ему: «Да уймите же вы этого наглеца! Вы же — начальник штаба ставки верховного, а не писарь генерал-квартирмейстера!»

Янушкевич, изящный и даже немного кокетливый, наблюдал за всем происходящим с олимпийским спокойствием и влюбленно следил за худым, заросшим небольшой бородой, продолговатым лицом великого князя, готовый, кажется, предупредить малейшее его желание, и вовсе не обращал внимания на своего подчиненного. Но великий князь ламетил мрачный взгляд Жилинского и нетерпеливо спросил:

— Вы не согласны с данными генерала Данилова, генерал Жилинский?

— Никак нет, ваше высочество. У генерала Данилова блестящая память, но дело в том, что полковник Редль, начальник австрийской разведки, у коего мы купили план развертывания австрийской армии, застрелился.

Великий князь был крайне удивлен и спросил:

— То есть вы хотите сказать, что наши предположения о противнике на юго-западном театре могут оказаться не теми, какими мы их представляем?

— На этот вопрос трудно ответить, ваше высочество, но коль Редль покончил с собой, — полагаю, что австрийцы узнали о продаже плана войны с нами, а значит, и могут всо изменить, — ответил Жилинский.

— Когда вам стало это ведомо? И от кого?

— От нашей агентуры — несколько месяцев тому назад. И от полковника Мясоедова. Он просился ко мне, на северо-западный театр, в разведку. Я отказал ему, так как о нем ходят всякие слухи.